Глава II
«МЕТОД ИСТОРИКО–ФИЛОСОФСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ»
И «РАЦИОНАЛЬНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ ИСТОРИКО–ФИЛОСОФСКОГО ПРОЦЕССА».
ИМПЕРАТИВНО–ЦЕЛЕВАЯ КОНЦЕПЦИЯ МЕТОДОЛОГИИ ИСТОРИКО–ФИЛОСОФСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Приступая к рассмотрению методологических проблем историко-философского процесса, мы должны отдавать себе отчет, в каком аспекте современного понимания метода и методологии мы будем в дальнейшем употреблять эти понятия.
Вопрос о том, что такое метод и методология, широко обсуждался в нашей литературе 60—70-х годов. Каталожные ящики библиотек наполнены многочисленными — главным образом коллективными — трудами о методологии различных отраслей науки, о методологических функциях, аспектах, вопросах, проблемах, основах, принципах и т. п. Появились и коллективные обобщающие работы всеобщего и регионального масштабов, как, например, выходившая в Ленинграде серия коллективных сборников «Методологические вопросы общественных наук» или монография «Методологические проблемы общественных наук» (М., 1979). Опубликовано немало работ и по проблемам методологии историко-философского исследования, о которых мы скажем несколько слов ниже. Во всей этой литературе, с одной стороны, просматривается тенденция к установлению некоторого согласия в общем понимании данной проблематики, а с другой — изрядный разнобой в решении вопросов, относящихся к специальным аспектам рассматриваемых вопросов.
В этой ситуации мы, естественно, не можем взять на себя ни задачу глобального историографического изучения этой проблемы, ни миссию решения проблемы в общем плане. Мы лишь попытаемся на основе выяснения некоторых общих тенденций в существующих ее решениях точно определить тот смысл, в котором будем в дальнейшем употреблять понятие метода и методологии применительно к историко-философскому исследованию.
Истоки общего понимания метода восходят еще к Аристотелю, который, по-видимому, обобщая то, что до него наметили еще Сократ и Платон (позже вклад этих двух предшественников Аристотеля был назван «сократическим методом»), одним из первых стал употреблять термин «метод», определив его дальнейшее понимание. Метод (ή μέθοδος) — это термин греческого происхождения и, будучи непосредственно связан со словом όδός (дорога, путь), буквально означает «путь к чему-нибудь».
Однако, уже Аристотель, используя это слово, понимал его весьма определенно — как «путь» в смысле «средство». О методе как пути познания Аристотель говорит в «Аналитиках»1. Глава ХХХ первой «Аналитики», в которой, по словам издателей, речь идет о «методе доказательства» (выражение, вынесенное ими в заголовок этой главы), заканчивается словами о том, «каким способом следует выбирать посылки»2. Издатели адекватно раскрыли в предложенном ими заголовке тему этой главы и вполне правомерно употребили слово «метод» Об этом свидетельствует первая же фраза следующей главы, в которой Аристотель пишет, что до сих пор излагал проблемы своего метода3. Итак, уже из этого видно, что для Аристотеля метод есть путь познания как совокупность применяемых для этого способов.
В смысле «способ» употребляется термин «метод» и в сочинении Аристотеля «О душе», причем здесь философ различал «единый метод» и различные «способы» как методы «неуниверсальные»4. Может быть, небезынтересно будет отметить, что Аристотель уже ставил задачу «рассмотреть этот (единый. — З. К.) метод», т. е. полагал, что метод, как способ познавания, сам должен стать предметом познания. В этом смысле можно считать, что он ставил задачу построения методологии — учения о методе.
Наконец, в «Физике» Аристотель рассуждал о наиболее рациональном, (он говорит — «естественном») «пути» образования «научного знания» в «науке о природе»5. И комментаторы правильно отмечают, что мыслитель намечал здесь «метод, которым должно руководствоваться научное изучение природы»6. Эта «греческая» трактовка понятия «метод» укрепилась в дальнейшем и до сих пор составляет ядро понимания данного термина.
Даже Гегель, который весьма своеобразно смотрел на этот вопрос и противопоставлял свое понимание метода традиционному, сохранял общее содержание этого понятия и говорил о методе как о «виде и способе познания», как о его «орудии и средстве»7, как об «орудии и средстве познающей деятельности», о «некотором стоящем на субъективной стороне средстве, через которое она соотносится с объектом»8.
В том же смысле истолковывается данный термин и в современной литературе. Так, в латинско-русском словаре дано следующее толкование слова «метод»: «прием, способ»9. В таком же смысле дефинируется (а в исторических обзорах — употребляется) это понятие в статьях «Метод» и «Методология» в «Философской энциклопедии» (т. 3. М., 1964) и в третьем издании БСЭ (т. 16. М., 1974).
Есть, однако, в понимании метода тенденция, которая была заложена еще в первоначальных классических трактовках, но терминологически определилась позже, уже в XX веке, хотя, как представляется, она еще не закреплена в нашей литературе в достаточно обобщенном и определенном виде. Я имею в виду тенденцию к экспликации связи понятия «метод» не только с понятиями «способ» или «средство», но и с понятием «цель», а кроме того и в той же связи — тенденцию к такой интерпретации понятия «метод», которую можно было бы назвать конструктивистской. Эта тенденция была заложена еще в аристотелевской трактовке метода. Само собой разумеется, что если Аристотель полагал, что метод есть средство, то это значит, что метод есть средство достижения определенной познавательной цели. То же самое понимание имплицитно заложено в гегелевских формулировках.
В XX веке даже в некоторых терминологических словарях эта связь эксплицируется. Метод определяется в «Философском словаре» Эйслера как «планомерное действие, в особенности действие по реализации мыслительной и познавательной цели»10, а «Словарь философских понятий» того же автора определяет метод как «планомерное действие по достижению цели, особенно в теоретическом, научном исследовании11.
Тенденция к осознанию связи понятий «метод» и «цель» отчетливо обозначалась и в советской литературе. Еще «Философский словарь» 1963 года так дефинировал это понятие: «Метод (греч. — буквально “путь к чему-либо”) — в самом общем значении способ достижения цели» (с. 267). А. Г. Спиркин, правда, употребляя в этом месте термин «задача», а не «цель» (которые в данном контексте близки по смыслу), определяет метод как «совокупность приемов или операций практического или теоретического освоения действительности, подчиненных решению конкретной задачи». Он связывает конструирование метода с целеполаганием в научной деятельности12.
В этих дефинициях и трактовках проявляется отмеченная выше тенденция к конструктивистскому истолкованию метода как способа активного внедрения исследователя в изучаемый материал, его реконструкции с определенными познавательными целями, сводимыми к решению конкретных задач. А. Г. Спиркин справедливо усматривает в такой тенденции проявление современного понимания метода, что связано с эволюцией толкования значения самой науки. Он отмечает, что «важная особенность современного этапа развития науки заключается в существенном возрастании роли конструктивных моментов в научном познании», так что современная наука «все чаще не просто отражает те или иные аспекты реальности, но и проектирует реальность в соответствии с определенными целями»13.
Значительное место в современной литературе по этому вопросу занимает проблема иерархии методов, связанная с попытками закрепить саму их номенклатуру и выработать их классификацию. Особенную остроту эти проблемы обретают в марксистской литературе, поскольку они непосредственно связаны с проблемой методологического значения марксистской философии и включаются в проблематику ее основных разделов — диалектического и исторического материализма. В марксистской методологии, т. е. в марксистском учении о методе, эти философские науки выступают как всеобщие методы, а в качестве таковых — как универсальные методы научной деятельности: всякое исследование в любой научной области опирается на них в самых разных отношениях, что обусловлено марксистским пониманием единства метода и теории. Идея эта проходит красной нитью через всю марксистскую литературу по данному вопросу.
Однако эти общефилософские методы не выступают непосредственно в качестве неких шаблонов, налагаемые ученым на исследуемый материал. Еще Маркс и Энгельс протестовали против такого понимания и применения диалектического метода. Они, в частности, возражали против того, чтобы приписывать диалектике «нелепость», в соответствии с которой утверждается, что процессы протекают определенным образом именно потому, что этого требует закон отрицания отрицания, а также против того, чтобы диалектик становился человеком, который вместо изучения этих процессов в их сущности отделывался ссылками на тот или иной диалектические законы, знание которых заменяло бы изучение законов, подчиняющих себе эти процессы14.
Называя процесс развития форм собственности процессом отрицания отрицания, Маркс, по словам Энгельса, «вовсе не думает о том, чтобы доказать этим историческую необходимость процесса», который на стадии перехода от капитализма к социализму (здесь Энгельс цитирует Маркса) «завершается действием имманентных законов самого капиталистического производства»15. Маркс ссылается на закон отрицания отрицания лишь «после того, как... покончил со своим историко-экономическим доказательством»16, — когда он «резюмирует окончательные результаты произведенного на предшествующих 50 страницах экономического и исторического исследования». И это только путаник Дюринг утверждает, будто Маркс что-либо доказывает «ссылкой на гегелевское отрицание отрицания»17.
Словом, общефилософский метод не может вытеснить собственно-научное изучение и стать самостоятельным аргументом при решении конкретных научных задач. В этом смысле можно сказать, что общефилософский метод лежит в основании мышления ученого, является для него теоретической основой, какой бы отраслью науки он ни занимался. Этот метод лежит в основании выработки более узких по масштабу, по степени всеобщности научных методов, является их теорией. Теория и метод не есть разделенные и закрепленные в своей односторонности формы научной деятельности. Теория подлежит методологической интерпретации, выступает как метод.
Однако по своему масштабу более скромные, чем философские, научные методы сами образуют определенную иерархию. Существует немало классификаций методов наук, построенных на разных основаниях, но наиболее общими можно считать разделение их на философские, общенаучные и специально-научные; причем под общенаучными обычно понимаются такие, которые, будучи созданными в какой-либо области науки, оказываются применимыми и в других науках: таковы методы системные, кибернетические, структуралистские и т. п. К числу общенаучных методов относят также методы, выделяемые в соответствии с другими основаниями: количественные и качественные, эмпирические и рациональные, однозначно детерминистские и вероятностные и т. п.18.
Но какая бы иерархия в марксистской литературе ни предлагалась, можно считать общепринятой следующую схему: философские (или общефилософские) — общенаучные (с разной трактовкой степени, масштаба их общности) — специальные научные методы. Речь идет при этом не об изолированных, а именно о взаимо-действующих методах; при этом общие составляют некоторую теоретическую основу более частных, что для построения частных наук имеет не номинальное, а вполне операциональное значение: выработка более частной методологии предполагает непосредственную ориентацию на методологию более общую.
В настоящей работе нет ни возможности, ни необходимости рассматривать богатую, в том числе и советскую, литературу, посвященную проблемам метода и методологии. Этот короткий историографический экскурс имел не самостоятельное, а лишь вспомогательное значение, и в нем лишь ставилась задача выявить те пункты современных представлений о методе, который нам необходимо учесть и которые станут для вас ориентирами при построении методологии нашей научной дисциплины. Я имею в виду понимание метода как средства достижения определенной познавательной цели и в этом смысле — как конструктивного средства овладения материалом с целью решения определенных познавательных задач.
Солидаризуясь с мнением, что «построение максимально конкретизированной методологии наук выступает как одна из актуальных задач философского наследования»19, я и буду стремиться в этой работе применительно к истории философии осуществить такую «максимальную конкретизацию» — построить методологию историко-философского исследования в рамках предлагаемой императивно-целевой концепции методологии истории философии.
* * *
Если согласиться с тем, что существуют различные формы историко-философского исследования, различающиеся в зависимости от того, какие цели каждое из них себе ставит, то следует также признать, что каждая из них должна располагать и собственным методологическим аппаратом: специфике цели, специфике формы исследования должна соответствовать и специфика метода. Разумеется, однако, что поскольку наряду с этой спецификой всем формам историко-философского исследования присущи и общие черты, постольку существуют и общие, универсальные методы, т. е. методы, которыми пользуются при осуществлении любой формы историко-философского исследования. Таким образом, для каждой из двух обобщающих форм историко-философского исследования должны быть развиты и общая, и частная (или специальная) методологии. Однако прежде чем приступить к их раздельному рассмотрению, мы должны уточнить понятие метода и методологии применительно к историко-философскому исследованию и, более того, обосновать целесообразность самого стремления унифицировать методологию, т. е. представить ее как нормативную, оптимальную и в этом смысле — предпочтительную (если не обязательную).
Итак, вопрос первый: нужна ли вообще некая унифицированная методология историко-философского исследования? Вопрос этот, в сущности, выходит за рамки науки истории философии и обретает статус универсального, ко всем наукам относящегося вопроса, который может быть сформулирован следующим образом: нужна ли вообще дли каждой из наук некая нормативная, унифицирующая исследовательскую деятельность методология?
Для марксиста положительный ответ на этот вопрос несомненен, как, впрочем, несомненен он и для подавляющего большинства ученых и домарксистской и послемарксистской эпохи научного развития.
Если даже оставить в стороне античность (в том числе и методологическое учение, весьма разработанное Аристотелем в «Органоне») и средневековье (в том числе и изощренную логизирированную методологию схоластики), поскольку сам факт существования науки ранее XVII века подвергается сомнению, то уже у истоков новой науки и новой философии стоят два великих мыслителя, которые были озабочены выработкой всеобщего (даже не специфического, а именно всеобщего) норматизирующего ход научного исследования метода, т. е. некоей всеобщей научной методологии. Я имею в виду Бэкона и Декарта. Каждый из них не только ставил подобную задачу, но и предложил свою, весьма разработанную методологию, и обе эти методологии сыграли исключительной важности роль в истории духовной культуры, в развитии наук и философии в их числе.
Не будем говорить об этих методах — это увело бы нас слишком далеко. Напомним лишь, что эта сторона истории философии и наукознания получила дальнейшее развитие. Иными словами, усилия великих родоначальников были развиты пришедшими им на смену философами и учеными. И среди них мы видим не только Гегеля с его диалектическим методом, но и Маркса, Энгельса, Ленина с их материалистической диалектикой.
Но речь идет не только об этом всеобщем методе. Маркс разрабатывал и методы исследования более частного характера — для политической экономии (хотя эти его идеи имеют огромное значение и для специальных методологий других наук в качестве общенаучного метода). Он писал, например, что метод восхождения от абстрактного к конкретному есть «правильный в научном отношении»20. Он специально разрабатывал его и применил при написании «Капитала».
Но оставим в стороне аргументацию ad hominem. Наше предшествующее изложение дает нам все основания для того, чтобы видеть себя вынужденными признать необходимость разработки общих и специальных методов историко-философского исследования.
И тут возникает вопрос второй: что же представляет собой методология историко-философского исследования? Наше изложение привело нас к мысли о том, что форма построения историко-философского исследования зависит от того, какую цель ставит перед собой исследование. Но если это так, то в соответствии с современным конструктивистским взглядом на метод, достижение этих целей возможно лишь при условии, что оно будет обеспечено соответствующими различными же средствами, методами. Исследовательские средства (способы, приемы, процедуры, словом, операции), с помощью которых оптимальным образом осуществляется историко-философское исследование в определенной форме, т. е. достигается определенная его цель, называются его методами, а учение об этих методах — методологией историко-философского исследования. Поскольку эти методы суть некоторые рекомендации, предписания, словом, императивы и поскольку в основе этого понимания лежит идея цели, постольку эту концепцию методологии предлагается называть императивно-целевой концепцией методологии историко-философского исследования.
Противники необходимости разработки такой методологии утверждают, однако, что если даже и ставить себе заранее определенную цель (что, по их мнению, не обязательно, так как историко-философское исследование может предстать в виде некоего свободного изложения, в форме эссе), то ее можно достичь различными, заранее не запрограммированными средствами, руководствуясь исследовательской ситуацией, логикой предмета исследования, научной интуицией и т. п. обстоятельствами.
В таком взгляде перемешаны дилетантизм и софистика. Его сторонники отрицают наукообразность истории философии, которая (наукообразность) состоит, помимо прочего, и в том, что история философии стремится воспроизвести общее в различных индивидуальных предметах своего исследования, и для этого она ищет, исходя из общих определений, характеристики моментов своего многообразного предмета — некоторые идентичные для аналогичных исследовательских задач и ситуаций средства.
Разумеется, что в какой-то мере и в каких-то формах предмет окажется воспроизведенным и в том случае, если мы не будем руководствоваться заранее продуманной и, так сказать, объявленной методологией. Более того, можно сказать, что до сих пор историко-философские исследования проводились именно так. Но во всех этих случаях исследователь не освобождается от методологии, т. е. от того, чтобы применять некоторые мыслительные средства рассмотрения своего предмета, но пользуется ими без достаточной предварительной рефлексии о них, несистематически, хаотично. И неудивительно, что в этих случаях результаты его исследований оказываются гораздо более «худосочными», чем это имело бы место при использовании научно-обоснованной и детально разработанной методологии. В особой степени это верно для современных, сложных и многогранных исследований, обусловливающих необходимость разработки специальных методологических аппаратов, о чем и говорят приведенные выше выдержки из работ современных методологов. Мы видели в предшествующем разделе этой главы, что отсутствие разработанной методологии обеднило результаты исследований, проведенных в двух «Историях философии». В известном смысле мы даже констатировали, что они не достигли цели подобных исследований. И если все это было именно так в прошлом, то, повторяю, тем в большей степени ситуация повторяется в современных, особенно в обществоведческих, науках в связи с чрезвычайно усложнившимися их предметом и целями.
Это рассуждение о необходимости разработки методологии историко-философского исследования дает нам возможность определить понятие рационального историко-философского исследования, или (что то же самое) рациональной реконструкции историко-философского процесса (в целом и в любых его фрагментах), и отличить его не только от эмпирической, но и вообще от нерациональной реконструкции. С этой точки зрения мы получаем такое определение: историко-философское исследование, построенное как достижение сознательно поставленной цели и проводимое посредством специально разработанных для этого средств-методов, называется рациональным, или рациональной реконструкцией историко-философского процесса.
Если мы теперь обобщим изложенное, то получим следующее определение: историко-философское исследование, преднамеренно осуществляемое на основе базовой теории, отличающейся от реконструируемой, и потому не тождественное простому ее описанию, представляющее собой достижение сознательно поставленной цели и проводимое посредством специально разработанных для этого средств-методов, называется рациональной реконструкцией историко-философского процесса.
Историко-философское исследование (или реконструкция), которое ведется без осознания целей и методологии, на основе стихийных решений исследовательских задач, является нерациональным. В данном случае язык дает нам очень хорошую возможность отличить рациональное исследование от нерационального как неразумного, не достигающего цели.
Прежде чем мы попытаемся наметить контуры такой методологии, хотелось бы напомнить, что методология составляет лишь часть науки истории философии, в которую входит также и теория историко-философского процесса. Об этом надо сказать потому, что хотя эти понятия в нашей литературе по методологии истории философии и употребляются (ранее они употреблялись и автором этих строк), часто они замещают друг друга, и их употребление не отличается ни строгостью, ни определенностью, ни продуманностью, ни конкретностью. К такой методологии причисляется любая рефлексия об истории философии. И, как всегда бывает в подобных случаях, в результате такой невычлененности, собственно методология остается совершенно неразработанной.
Так, автор этих строк в свое время определял методологию историко-философского исследования как «совокупность принципов и средств, с помощью которых достигается цель и осуществляется построение историко-философского исследования»21, а в числе проблем методологии называл такие, как «определение предмета истории философии в его отношении к предмету самой науки философии; определение целей историко-философского исследования... уяснение механизма образования новых философских идей в их отношении к самому предмету философии... единство историко-философского процесса и специфика его форм в зависимости от национальных и других исторических условий» и т. д.22. Здесь методология определена чрезвычайно расширительно, к ней отнесены не только средства исследования, но и механизм образования новых философских идей, характеристики историко-философского процесса, т. е. проблемы науки истории философии в целом; различение частей этой науки и понимание методологии как лишь одной из ее частей еще не было достигнуто.
Не вычленилось строгое понимание методологии и в работах других авторов и даже целых авторских коллективов, работавших по этой проблематике. Так, в традиционные для такого рода изданий (в которых столь же традиционно отсутствуют работы, авторы которых пытались бы выяснить само понятие метода и методологии историко-философского исследования) разделы под названием «Методологические проблемы истории философии» оказываются включены такие темы, само отнесение которых к роду методологических показывает всю неопределенность понимания этого рода авторами статей: например, «К диалектике субъекта и объекта в марксистской философии», «Актуальные проблемы исследования истории философии в СССР», «Вопросы исследования истории философии в СССР», «О соотношении философских и социалистических идей в истории философии в СССР», входящие в состав сборника «Ленинизм и современные проблемы историко-философской науки» (М., 1970); «Диалектика и метафизика в истории домарксистской философии», «Возникновение философии», «Основные вехи истории философии монгольского народа» из сборника «История общественной мысли» (М., 1972). Первая из приведенных тем повторена также в соответствующем разделе сборника «Методологические проблемы истории философии и общественной мысли» (М., 1977). И т. д. и т. п.
Это состояние вопроса делает особенно настоятельной необходимость, не ограничиваясь общим определением понятий метода и методологии историко-философского исследования, т. е. определением предмета этой методологии, конкретизировать их, выяснить структуру этой методологии, раскрыть содержание каждого ее структурного подразделения, выявленного анализом, иными словами, наметить контуры развернутого учения об этой методологии. Конкретизируя таким образом понятие методологии историко-философского исследования, мы достигнем и другой важной цели: достаточно определенно покажем место последней в науке истории философии и тем самым внесем свои предложения по преодолению той традиции, в соответствии с которой всякая рефлексия по поводу историко-философского процесса и историко-философского исследования и есть их методология.
Примечания
1 См.: Аристотель. Аналитики. М., 1952. С. 114.
2 Там же. С. 87, 88.
3 Там же. С. 88.
4 См.: Аристотель. О душе. М., 1937. С. 4.
5 Аристотель. Физика. М. 1936. С. 5.
6 Там же. С. 175.
7 Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. VI. С. 298.
8 Там же. С. 299. Курсив везде мой. — З. К.
9 См.: Латино-русский словарь. М., 1976. С. 634.
10 Eisler E. Wörterbuch der Philosophie. Berlin, 1913. S. 406.
11 Eisler E. Wörterbuch der philosophischen Begriff. Bd. II. Berlin, 1929. S. 140.
12 См.: Спиркин А. Г. Метод. БСЭ. 3-е изд. Т. 16. М., 1974. Ст. 472, 474.
13 Там же. Ст. 474.
14 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 1-е изд. М., 1931. Т. XIV. C. 140.
15 Там же. С. 134, 132.
16 Там же. С. 133. Курсив мой. — З. К.
17 Там же. С. 132, 130.
18 См.: Спиркин А. Г. Метод. Ст. 473.
19 Садовский В. Н. Проблемы методологии дедуктивных теорий // Вопросы философии. 1963. № 3. С. 63.
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 12. С. 727.
21 Каменский З. А. Вопросы методологии историко-философского исследования // Философские науки. 1970. № 1. С. 119.
22 См.: Там же. С. 119—120.