В.А.Кутырев - Разум против человека

(Философия выживания в эпоху постмодернизма)

К 95 Кутырев В. А. Разум против человека (Философия выживания в эпоху постмодернизма). – М: “ЧеРо”, 1999. – 230 с.

Выступая в редком жанре художественного мышления, автор высказывает оригинальные, а иногда открыто парадоксальные взгляды на жизнь в Новом веке. Широкий диапазон: “от бытия до быта”, меткие наблюдения фактов и концентрация универсальных идей, искреннее беспокойство за судьбу человека в техническом мире отличает эту книгу. Перерождение духа в разум и его обращение против своего носителя – вот главная опасность нерегулируемого прогресса.

Позволяя глубже понять нынешнюю драматическую ситуацию, книга может служить терапией душевных тревог личности. Кто хочет выжить – должен философствовать!

Медленное чтение. За один прием не более пяти страниц.

(Философия выживания в эпоху постмодернизма)

Всякое начало трудно. Но не начать бывает еще труднее.

Primum vivere deinde philosophare – Сначала жизнь, а потом философия. Сначала любовь – потом любовь к мудрости.

Предмет философии не мир в целом, а целостно о мире. Философия тоталитарна. Как всякая любовь.

Дух веет где хочет и его свободные мысли любят располагаться свободно. Долой кровавую диктатуру логики!

Сама реальность – хаос. Результат ее осмысления – космос. Живая человеческая мысль – “хаосмос”. Симфония дух а.

Раз и навсегда не хочу много знать, говорил Ф. Ницше. Знал бы он, что в современном мире вся глупость существует в форме знания. С-Мысл-ь тонет в потоке слов. Долой информированное невежество! Об уме человека надо судить не потому, сколько человек всего знает, а по тому, как он к этому относится. Как понимает свои знания. И (не) использует.

Афоризм – это у(ксу)мственная эссенция. Для нормального употребления надо разводить минимум 1:20. По крайней мере, временем освоения. Для умного читателя вполне может заменить статью. Графоману его хватит на целую книгу. Книга афоризмов – книга книг.

До XX века люди жили в мире соразмерном с их чувственными и мыслительными возможностями. Потом к ним прибавились микро- и мега- миры, которые нашими телесными органами непосредственно не воспринимаются. На самой земле началось освоение недр, глубин океана, где фактически нет органических форм материи, овладение скоростями, с какими не передвигается ни одно живое существо. Деятельность людей выходит не только за пределы их чувств, но и за пределы мышления, воображения. Возникла Ноо-сфера и мир человека перестал быть равновеликим его Дому. Природное бытие людей (узкий диапазон температур, давления, состава воздуха, в котором существует жизнь) вступает в противоречие с их деятельностной реальностью и при случайном контакте с ней (радиацией, излучением, скоростью) терпит поражение. Собственно человеческая реальность стала частью технической, но человек в ней действует. Живое – за пределами жизни! Мир приобрел постчеловеческое измерение. В этом глубинная причина проблем экологии и гуманизма

Толкуют о кризисе цивилизации. Нет его, цивилизация прогрессирует. В кризисе – человек.

XIX век: “Сумерки богов”, “Бог умер”, “Да здравствует человек”!

XX век: “Преодоление человека”, “Смерть человека”, “Да здравствует наука”!

XXI век: “Помрачение разума”, “Становление сверхинтеллекта”, “Да здравствует Большой брат”! Компьютер. Обреченные на прогресс, приветствуют его!

В современной науке по любому вопросу существуют десятки точек зрения, говорят и пишут что угодно, исходя из потребности выделиться и что-нибудь сказать. Какую бы теорию не выдвинули, можно смело утверждать, что через год будет другая. Отсюда ощущение бессмысленности накопления знаний. Обычно проходят весь спектр возможных взглядов: сахар полезен; бесполезен, яд; опять полезен. Больше есть надо утром; в обед; вечером; чаще; только два раза. Делать зарядку лучше... Америку открыл Колумб; викинги; арабы; китайцы – а в принципе – кто нравится. Познание стало игрой. В этом суть постмодернизма как типа культуры. Вопрос Понтия Пилата “что есть истина” представляется не только трудным, но и неправомерным, принципиально неразрешимым. В искусственном мире важен только результат. Эффективность. Для человека – имидж. Эффект.

Постмодернизм не тип культуры. Это ее конец. Превращение в технологию.

Свою жизнь в основном провели в школах разного уровня.

Сразу же защитили диссертации (книги). Интеллектуалы. На страну им наплевать, на народ тоже. Истина, правда жизни, а что это за слова? Таких мы не знаем. С предметной действительностью они связаны, да и то все слабее, только через тело – сексуальные проблемы или болезнь. Люди, у которых вместо биографии библиография или компьютерные игры. Поэтому их тексты предельно абстрактны, игра со знаками и слогами, внутренними смыслами. Искусство у них для искусства. Попрыгай сам на себе, как говорят американцы. “Грамматологи”: пересказывают чужих авторов. Но для оживляжа, где надо и не надо вставляют “телесные” слова: ж.., х.., п... и т.п.

Писатели за это получают Букера. Большого. Философы – Х.. (я тоже вставлять умею). Такой же новый? Надеюсь, где надо.

Обсуждается какая-то проблема. Явственно видны тревожные тенденции ее развития. Приводятся аргументы, факты. Оппоненты их не опровергают, но говорят: ведь это пессимизм. После такой оценки они полагают, что вопрос закрыт. На самом деле он только снят. От него ушли. Подобная психологическая защита наиболее часто применяется при обсуждении судьбы человеческой цивилизации в целом. Кризис? Трагические перспективы? Да ведь это пессимизм! А вы “сделайте нам красиво”. И плодятся иллюзии, мифы, ничем не обоснованные утопии, благонамеренная ложь. Понятная ложь. Однако когда-то надо быть и трезвым, прямо глядеть в лицо опасности. Поэтому, как писал Достоевский, “мы останемся при факте”.

Говорят о необходимости “человеческого измерения” всего и вся. Надо полагать, что и мышления. Одновременно призывают к “защите Разума”. Но Разум в человеческом измерении – Дух. Дух – это ум человека вместе со способностью верить и любить, надеяться и опасаться, вместе с воображением и страстным отношением к миру. Это человеческий разум. Чистая мысль против человека. За человека и за человеком – Дух. Его и надо защищать.

Основной вопрос современной жизни – отношение между естественным и искусственным. Это вопрос нашей судьбы. Установка на коэволюцию их миров – последний бастион гуманизма. Не “снимая” человека, не возгоняя его в “нечто лучистое”, как у космистов, она ориентирует на длительное взаимодействие того, что растет и рождается, с тем, что функционирует и изобретается. Она не лишает смысла нашу борьбу за сохранение природы и человеческой меры техники, как это происходит у всех сциентистов. Коэволюционизм – идеология выживания человека в постчеловеческом мире.

Древние составляли мир из четырех материальных стихий: земли, воды, воздуха и огня. Это природные основы жизни, без которых ее нет. И они сейчас истощаются.

Из жизни людей исчезает земля как естественная почва, по которой ходили. Асфальт и обувь окончательно отделяют от нее. Мы видим ее в форме грязи.

Из жизни людей исчезают реки. Реки – это прежде всего бесчисленные ручейки и речки. О ручьях уже забывают, от речек – последние остатки, а крупные “реки” зарегулированы в хранилища воды. Или превратились в сточные канавы.

Из жизни горожан, а это большинство населения, исчезает “погода”. Не воздух, а кислород и дыхательная смесь, не снег или дождь, а осадки, не туман, а смог. И все это пронизано электромагнитными волнами. Вместо вещества – поле.

Из жизни людей исчезает огонь (живой, пламя). Нагревание, отопление, освещение, плавка, вообще достижение высокой температуры происходит другим путем, через электричество. А когда-то он помог встать человеку на ноги, был культ огня и т.д.

Пятой стихией или сущностью, т.е. эссенцией – квинтэссенцией мира является человек. Он – микрокосм, в котором отражается космос в целом. Капля, в которой представлен весь океан. В этом мировоззренческий пафос гуманизма. Но что происходит с пятой синтезирующей сущностью, когда искажаются составляющие ее четыре? Из жизни людей исчезает жизнь. Из жизни людей исчезают люди. Возникает синтетический человек. Постчеловек.

В Начале отношение к природе было созерцательным. Дух присваивал ее, оформлял и любовался ею. Приносил жертвы. Иногда наказывал (Персидский царь Ксеркс велел избить море – плетьми – за то, что оно разметало корабли). В Новое время, став наукой, дух начал ее пытать, ставить эксперименты. Появилось племя естество-ис-пытать-елей. А вот теперь, став технологией, дух ее убивает. Время постприроды – из-обре-тать-елей.

В первую очередь гибнет все сильное, прочное, более развитое. Слабое и низшее живет дольше. Это хорошо заметно на смене форм жизни. От продуктов индустрии прежде всего вымирают наиболее требовательные и высокоразвитые животные и растения – тигры, орлы, осетры и т.п. “Биота” остается, но мельчающая, “сорная”. В полях одуванчики, в лесах кое-где зайцы, в реках вместо форели и кувшинок караси и ряска. А потом уже не выдерживают и караси. Также у людей.

Природа, в точном смысле слова, не погибнет. Она уже погибла. Газоны, парки, каналы, соотносясь с потребностями человека и выступая в функции природы, не имеют самостоятельного значения. А значит и бытия. Природа превратилась в окружающую среду. И экология, как следствие, трансформируется в “энвайронментализм”. Бытие определяет сознание, чтобы не думали об этом разные поверхностные головы.

Памятники природы, существованию которых мы так радуемся, точнее было бы назвать памятниками природе. Вместо природы – Память-Ники о ней.

Исторически цивилизация человека располагалась на земле отдельными пятнами. Постепенно они сливались, и сейчас положение обратное: остаются вкрапления природы (заповедники, парки) в сплошь искусственной среде... Шагреневая кожа жизни.

Идет уничтожение природы, т.е. жизни, т.е. человека. Корень зла ищут в избыточном потреблении. Он глубже – в избыточном производстве, которое само развивается и “задает” потребление. Мир техники становится “первичным”, причиной, а мир человека – “вторичным”, следствием. Переворот миров.

Генные селекционеры с гордостью сообщают, что вывели квадратные персики, груши и т.д. Это для того, чтобы было удобнее складировать, легче перевозить. Что это выгодно. На самом деле это пример научно-технического хулиганства. При минимальном эффекте, да и то сомнительном, не сравнимым ни с затратами на само выведение, ни с потерями от других причин, оно призвано демонстрировать неограниченные возможности биотехнологии наглядно, непосредственно, на публику. Благодаря достижениям агрономической науки фрукты и так уж почти не отличимы друг от друга на вкус – потеряна их специфика. Все вроде среднесочные и средневлажные, что-то типа яблока Джонатан. Лежат, никак сгнить не могут. Также они ведут себя и в желудке. Клубника, например, лишь в первом приближении “отдает” земляникой, которую, по идее, должна была воспроизводить, а когда начнешь есть – мякоть почти без вкуса и запаха. Закрой глаза, и яблоко от груши не отличишь. А теперь вот и с глазами не отличишь. Все будут квадратными, останется справляться у продавцов. А ведь форма, допустим, груши входит в наше представление о ней, о том что есть груша, а что – персик. Торжество всеобщности над единичностью. Маркс когда-то иронизировал над Гегелем, говоря, что “плода вообще” нет, есть только конкретные виды плодов – яблоки, груши, вишни. Он был не прав. Теперь появляются. Просто плод, просто фрукт – и достаточно. Зато много, удобно, едим и зимой. На следующем этапе те же аргументы можно применить ко всему живому. Начало положено. Коров выводят без рогов. “Рогатая корова” – это неотъемлемое сочетание, уходит в прошлое. Да и не изменить ли и форму человека, чтобы удобнее было набивать в автобусы или еще куда? Уже меняют – пол. А значит и личность. Характер. Значит, манипуляция без границ, вплоть до зомбирования. Неотвратимые успехи творчества.

Главная проблема экологии – сохранить жизнь китов. По крайней мере трех, на которых стоит Земля.

Три кита нашей души – Вера, Надежда, Любовь. Полнота жизни предполагает их вместе. Но так бывает не всегда. Да и центр тяжести смещается. Юноши питают надежды, со-зрелый хочет любить, а старик пусть верует. Когда выбиты все опоры – надо умирать.

Наука доказала, что Земля – только шар в холодном космосе, а души нет – есть только разум и эмоции. Китобойная флотилия “Знание” истребила всех китов...

Как часто бывает, что сегодняшний выход – это завтрашний тупик. Как часто бывает, что сегодняшний тупик – это завтрашний выход. Надо только в нем это увидеть и подождать. Но как? Ведь совсем рядом – выход... в тупик. Такая вот экология с синергетикой! И наоборот.

Глобальные проблемы человечества порождаются его глобальными преступлениями. “Преступление века”, на которое почти не обращают внимания – вакханалия запусков космических ракет. Это как бы производственное безумие. А вот и потребительское: готовятся к выпуску пассажирские самолеты, на борту которых будет ресторан, видеотека, казино и спальный салон. Своеобразный бордель в воздухе. На подлете – сверхзвуковые. Насколько же лицемерны параллельные стенания об истощении озонового слоя атмосферы, и какова цена всех гениальных проектов его спасения.

(Пример, подтверждающий, что отличие гениев от людей часто в том, что они делают гениальные глупости.)

Все клянутся в любви к природе. Но просто клятв и даже любви – мало. Ее должна любить наша технология. А она норовит ее заменить, произвести новое окружение.

Ставить вопрос о необходимости производства окружающей среды – значит смириться с гибелью природы как таковой. “Производство окружающей среды” – последнее слово современной науки и экологии. Искусственное пожирает естественное.

Человек – это голая обезьяна. Так, с привкусом метафоры, говорили в XIX веке. Если посмотреть на современного человека, хотя бы в бане, то эту фразу пора воспринимать буквально и абсолютно. Обезволосение у европейцев почти полное – у мужчин тоже. Большинство как розовые поросята. У женщин заметно усыхание грудей. Остальные вторичные половые признаки тоже умаляются, либо их “не носят”. Сначала вторичные, а потом... Нет, морфологически они не исчезнут еще долго. А вот функционально... Наверно уже в следующем поколении. Переживаемая сейчас сексуальная революция – истерия перед упадком нашей способности и воли к продолжению рода. Ведь гибель зарождается внутри расцвета, а скольжение начинается с вершины.

Пугаются перенаселения Земли. Да, это реально. Но набирает силу другая тенденция – вымирания людей. Ей дают всякие объяснения – экономические, социальные, забывая более глубокое: утрачивается желание иметь детей. С белой расой в этом отношении все ясно. Рожать ей осталось максимум 100 лет. Потом совокупление шприца с пробиркой, которое уже началось. В слаборазвитых странах люди будут рождаться подольше – лет 300. И потом только начнут – делаться. На конвейере. “Номерные”. Уже началось.

Звери развиваются физически, просто живя. Люди – изменяя природу, трудясь. Потом для физического развития пришлось отводить специальные места – стадионы. Сначала для соревнований, а затем и для занятий. Плавание из рек перешло в бассейны. Хоккей с улицы во дворцы спорта, и не на льду, а на полу (фолбол). Даже футбол уходит под крышу. Рекламируют “домашние стадионы” – набор приспособлений для физкультуры в квартире. Аппараты, обрабатывающие человека, мнут его мускулы, дергают конечности, толкают как мешок с ... Механизмы для пассивного и утомительного тренажа тела без участия души. Главное, чтобы не выходить на улицу, в природу. Да и некуда. Разрабатывают упражнения, которые можно делать сидя за столом, перебирая (щу)пальцами рук и ног. Большой спорт! Для ракообразных? Нет, если под контролем приборов то – валеология. Дальше больше. Начинают рекламировать физкультупражнения лежа. Стадион в постели! Шевелящаяся протоплазма...

Физическая культура постепенно низводится до примитивного бега (трусцой), ему слагают оды и все равно занимаются (в массе) чрезвычайно мало. Дело кончится поэмами простому передвижению на ногах (пешему ходу) и велоэргометром, беличьей дорожкой не сходя с места в квартире. Труд и игра в природе, труд на заводе и игра на стадионе, труд в кабинете и игра на видеоавтомате – таковы ступени падения физической активности человека, соответствующие деградации и упрощению внешней природы. Итог – голова профессора Доуэля. Потом человекообразный кибер. И просто – Кибер. Самолет не машет крыльями, а автомобиль давно уж не похож на карету.

На олимпийских соревнованиях и чемпионатах мира все меньше белых. Особенно по бегу, в атлетике. Эта раса сходит с дистанции.

Жарко. Пруды возле Олимпийской деревни в Москве. Щиты со строгими надписями: “Купаться запрещено”. Но народ купается. А что делать? Ведь все равно в любом большом индустриальном городе можно написать при въезде: “Жить запрещено”. И будет правильно. Но ведь живем.

Вода – кровь Земли. Переносит жизнь. В начале века не рекомендовали пить стоячую воду – из луж, болот. Только проточную – из ручьев, колодцев. В середине века нельзя стало пить воду сырую – откуда угодно. Начали обрабатывать: фильтрацией, потом химическими реагентами. К концу века она вообще перестает быть пригодной для питья – не поддается обработке. Начали продавать в бутылках. Нижний Новгород стоит на двух великих реках – Волге и Оке. Но строят водовод из подземного озера – за 100 км. То и дело объявляют о закрытии пляжей – воду нельзя не только пить, в нее нельзя входить. Конечный этап – когда к ней нельзя будет приближаться.

Вода – это жизнь. Мы живем во время, когда артерии жизни превращаются в линии смерти. Венозная кровь цивилизации.

Когда в молодости я попал на море – это было под Сочи – оно еще пахло йодом, пацаны ныряли за крабами, отдыхающие боялись медуз, во время шторма на берег выбрасывало длинные водоросли. Потом море стало пустым, просто соленая вода. И ничем не пахло и ничего в нем не было видно. Шторм выбрасывал на берег мелкую тину, какие-то сучки и кору. Сейчас море опять пахнет. Канализацией. Когда выходишь на берег, на животе и руках нефтяные шарики. Прибой полощет какие-то бумажки и презервативы. По радио предупреждают об опасности купания: можно получить кожное заболевание. Предлагают строить выносные эстакады для купания в более чистой воде. Загадили – и дальше. Зато на берегу растут новые дворцы и коттеджи, прокладываются дороги, бетонируются набережные – для отдыха на море. Велико же безумие этого так называемого разумного человека!

Рекламируют отдых на пароходе. Когда-то давно я плавал, понравилось. А вот поехать опять – боюсь. Ведь чем ценен отдых на реке: вода, берега, пейзажи, знакомство с городами, зеленые стоянки, купание. Но об этом в рекламе ни слова. Соблазняют другим: рестораны, косметический салон, искусственный солярий, компьютерные игры. Видимо, это больше привлекает людей.

P.S. Не слишком ли много ругаюсь? Но как не ругаться любому человеку, который живой. Возможно, е. б. ж. до старости, примирюсь с этим прогрессом. Умирать-то все равно придется. А пока: “борьба со своим временем”! Потому что оно стало чужим. После-человеческим.

Экологический пессимизм связан главным образом с конечностью Земли. Природа ставит пределы роста. Эту преграду хотят преодолеть выходом в Космос. Мода на “русский космизм”. При этом забывается главное: пределы человека. Здесь космос не поможет. Нам, людям, преодолеть их нельзя. “Или мы останемся какие есть, или нас не будет” – так ответил один римский папа на предложение изменить символ веры. То же самое можно ответить энтузиастам автотрофности, бессмертия и прочим техницистам. У всех вещей есть своя мера.

Лучшее украшение современной квартиры – свободное место. Место для живого человека, а не вещей. Также должно быть и на Земле. Пора бороться за пустоту! Нужна экология пространства.

Люди с таким цветом лица, который видишь у жителей большого города, не могут быть счастливы. Когда досрочно желтеют деревья, зеленеет человек. Теперь ясно откуда – “движение зеленых”!

Вот уж и солнце стало вредным. Загорать не советуют, опасно для здоровья. Из-за озоновых дыр, да и без дыр не рекомендуется. Не только сильно, а вообще – нежелательно.

Все живое тянется к солнцу. Оно источник жизни и энергии. А человек начал от него прятаться. Прежде всего – в одежду, потом – в помещения, которые все старательнее изолируются от естественной Среды. Есть без окон, с постоянным внутренним освещением. Днем как ночью, ночью как днем. В крупных городах люди постепенно уходят под землю, отдавая ее солнечную поверхность машинам.

Экологов и консерваторов обычно упрекают, что они зовут назад, “в пещеры”. А на самом деле пещеры маячат впереди. Пещеры прогресса. Круг замкнулся. Выглядят эти дети солнца довольно бледно, как проросший картофель, если без косметического загара. Не удивительно, что прямой контакт с живым солнцем кончается для них драматически. Разадаптировались.

Анатомическое заключение: попал под свет. Убит солнечным лучом.

Волк, охотничья собака, сторожевая собака, домашняя, комнатная, постельные собачки; карась, зеркальный карп, аквариумная рыбка, но еще живые. Последний этап – рыбки на видеоэкране, золотые, плавающие, голографические рыбки. Собачки-тамагочи. Вещная реальность трансформируется в электронно-информационную. В “виртуальную”, которую начинают считать истинной. В это время я думаю о человеке, о законе неразрывной связи организма и среды.

Сначала нам становится ненужной природа. Многие ее больше не чувствуют и начали в этом сознаваться. Им в ней скучно, тоскливо. Природа вытесняется социумом, деревня – городом. Потом человеку становится ненужным и социум, другие реальные люди. Он их не понимает, ему с ними неинтересно и хлопотно. Некоторые лучше чувствуют себя с книгами, телевизором или компьютером, хотя это обычно еще скрывают, жалуясь на одиночество, Но скоро перестанут, ибо общение все больше заменяется коммуникацией. Возникает человек, живущий своим сознанием, духовный онанист. “Мыслитель”. Интеллигент. Часто это сочетается с прямым физическим вырождением: худосочие, атрофия органов восприятия, врожденные телесные дефекты. Дальше будет...?

Здоровый в условиях современной цивилизации человек – ненормальный. И образ жизни, который он ведет, воспринимается обычно как чудачество, странность. “Странные эти существа, люди”, – так скоро будут говорить толпы роботообразных.

Конец ноября. Весь месяц стоит необычно теплая погода. Хорошо. Но у людей какое-то беспокойство. На радио пишут, спрашивают, в чем дело? Обещали грипп, мы и лекарства запасли, а его все нет. Ждут как первого снега. Когда выпадет грипп? Вместо него.

Конец декабря. Мечты осуществились. Снег был, но растаял. А грипп лежит. Вместе со своей половиной города.

Январь. В мороз и холод каждый молод. Увы, в реальности по улицам торопливо бегут сероземлистые лица, скрюченные фигуры. На ближайшей лыжне еще 10 лет назад в воскресенье была толпа. Раздражало, что мешают, нельзя раскатиться. Сейчас хорошо. Буквально изредка попадаются профессионалы и как бы уже чудаки.

Философ должен выдвигать свои аргументы “за” или “против” нее, а не повторять как попугай, чужие. Я опасаюсь развития ядерной промышленности, а также мазеров, лазеров, магнитогенераторов и т.д. потому, что с ними на землю приходит “другой мир” – микрочастиц и микроволн. Он не совместим с миром тел и молекул. Нашим миром. Тем более с жизнью. Несовместим в принципе, по организации. Прямой контакт с микромиром несет человеку гибель. Как всему живому. Прибегаем к обороне, которая все равно то и дело прорывается. Отсюда мутации, болезни, вырождение. Когда субмолекулярная реальность перестанет быть реальностью науки и окружит человека как среда, мы окажемся на Новой Земле. На чужой планете. В космосе.

Прометеевское отношение к миру превысило возможности жизни на Земле. Орудийная мощь человека достигла на ней предела. Она сопредельна Разуму и Космосу. Космос – истинная сфера Разума. Земля лишь его колыбель, а Человек – детство. Все живет смертью другого и всякий гроб суть колыбель, а колыбель – гроб. Земля в XXI веке: гроб для естественного и колыбель искусственного. Человек в XXI веке: тело в гробу, разум в колыбели.

Человек не разрушает природу специально. Не ставит такой задачи. Он созидает. И этим разрушает. Вот в чем экологическая трагедия.

Люди воображают, что осваивают и побеждают космос. В такой же мере космос осваивает и побеждает нас. На Земле появляется все больше мест, в которых человеку как таковому жить нельзя. Это, в сущности, “пятна космоса”. Подобно тому как “пятна цивилизации” постепенно слились в сплошную цивилизационную среду, так и “пятна космоса” начинают покрывать Землю. Скоро люди будут вынуждены защищаться от них специальными оболочками. Создавать искусственный климат, температуру и давление воздуха. “Среды с заданными свойствами”. Их энтузиасты уже толкуют о жизни в “БТМ” – бесприродном техническом мире. В бесприродном – значит безжизненном. О жизни в безжизненном мире!? Космос опускается на землю…

Все природное кустарно и индивидуально, все техническое стандартно и совершенно. Борьба с кустарностью и несовершенством человеческого – борьба с жизнью. Так и хочется все облегчить и автоматизировать. Ведутся исследования, как усовершенствовать питание человека, чтобы не архаически – зубами, через горло и живот, а прямо в кровь подавать питательные смеси. Неважно, что тогда должно атрофироваться тело, что его просто не будет. Зато будет автотрофное питание! Как же, ведь об этом мечтали В. Вернадский и К. Циолковский – наши новые иконы. Но им было простительно: заря научности. Теперь повторять за ними – рас(ц)свет глупости. Совсем уж кустарем чувствуешь себя в акте любви. Насколько все тут примитивно и нелепо. Позорно! Его полезные функции в принципе механизированы – искусственное осеменение. Но как усовершенствовать и облегчить сам акт? Потеряется удовольствие? Так ведь от еды тоже удовольствие, а наука работает над ее ликвидацией. От движения, игр тоже когда-то получали удовольствие, но ведь ликвидируем. Все заменяется удовольствиями головы. Так и любовь. Будем смотреть по телевизору или видику и получать удовольствие. “От сознания”. “Виртуальная любовь”.

Смотрел японский фильм о Средневековье. Суровая жизнь, нравы варварские, вплоть до скотоложества, что кажется очень аморальным, верхом человеческой низости. Однако, что такое мораль, чему она должна служить? В конечном счете – сохранению людского рода и поддержанию социальности как условия этого. С развитием морали развивается и аморализм, который приобретает все более замаскированные, и потому более разрушительные формы. И чаще всего они не там, где обычно видят. Ведь самое “злое зло” не в противостоянии добру, а в его подмене, разъедании изнутри, когда зло прикидывается моральной нормой.

Сейчас не осуждается, а точнее почти поощряется, самое глубокое извращение жизни – жизнь в одиночестве. Прежде всего интимная. Измена семье и любовница на стороне, проституция и гомосексуализм, даже скотоложество – как ни оскорбительно это слышать рафинированному интеллигенту – более моральны, чем его “автономное существование”. Там хоть кто-то или что-то живое или родственное нужно человеку. А “благородному”, “чистому”, “воздержанному”, то есть в 100 случаях из 100, если исключить болезнь, онанисту, мир не нужен вообще. Или нужен в сугубо абстрактной, символьной форме. Аутизм. Эгоцентризм. Самодостаточность. Все заменяется воображением. В больших городах, где больше всего одиноких, можно заказать “ласку голосом” по телефону, “насилие голосом” – с магнитной ленты, “видеолюбовь” – по компьютерному терминалу, в которой можно как бы соучаствовать. Распространяется “искусственный секс”, где вместо другого человека – технические приспособления. И единственное назначение этой огромной разнообразной сексуальной индустрии – обслуживание все растущей армии онанистов. Вот оно, цивилизованное варварство, перед которым бледнеют все остальные извращения. Самоотрицание человека. Сначала в лице другого. Потом “в лице себя”. Аннигиляция общения. Возникает особый биосоциальный феномен “человек онанирующий”.

Это будет человек XXI века. “Новый”, homo masturbator. По нему можно назвать и век.

Следующим этапом аутизма является прямое воздействие на мозг – наркотиками. “Пища Богов” – говорят нагло пропагандирующие их ученые и психиатры. Тут “другой” не нужен и символически. Или скоро будут подключаться к розетке – электронная стимуляция мозга. Так уже делается, сначала, как всегда, – “для лечения”.

Я против психостимуляторов не из моральных, а экологических соображений (в основном). Потому, что прибегать к ним – это преступление не столько против общества, сколько против природы. Против человека как родового существа и самого биологического вида – “человек”. Агрессия химии против жизни. Искусственного против естества.

XXI век. Магазин “Дары природы”. Или “Дары окружающей среды”? В продаже:

Напиток “вода”. (Устаревшее. Такой напиток вовсю продается.)

Готовятся продавать воздух. И последний “божий дар” превращается в товар. (Совсем бездарная цивилизация будет.)

Модель ситуации: живая природа и искусственная среда, человек и техника, человек и железобетонные джунгли города, предварительно уже проиграна на животных. Коров, птиц, свиней мы заключили в железные клетки комплексов, лишив их связи с природой, растениями, солнцем, воздухом, простором, и биологическое деградирует. Если в личном хозяйстве, где коровы еще имеют выпас, они доятся 13-15 лет, то из комплексов приходится выбраковывать через 5-7 лет. Болезни, яловость, снижение удоев, несмотря на все зоотехнические ухищрения. Также и с людьми, несмотря на все ухищрения медицины: слабость, снижение жизненного тонуса и гордые цифры ежегодного роста количества диагностических центров и больничных коек.

Побеждая многие тяжелые болезни, медицина высвобождает место для более тяжелых. Налицо явный прогресс:

в углублении болезней и сложности их лечения; все болезни становятся хроническими;

в отсрочке смерти и болезненности жизни; вместо здоровья или смерти бытие в “третьем состоянии”, когда не болен и не здоров! Возникает новая порода людей: хроники. Хроник – это терпеливый носитель неизлечимой болезни. Здоровый субъект больной жизни;

Зато может обеспечить “легкую смерть” – эвтаназию. “У нас умирают комфортно” – с гордостью сказал руководитель одного крупного медицинского центра. Это, по-видимому, и будет самым высшим и неоспоримым достижением человека по пути совершенствования своей жизни.

В Древнем Китае встречного человека приветствовали словами: “ешь ли рис”? В некоторых странах Африки: “как потеешь”? В европейской культуре – “Как здоровье”? Теперь более естественно спрашивать: “Чем болеешь”? А вместо “Как поживаешь?” – “Как выживаешь?”

В аптеках столько же народу как и в булочных. И берут помногу. Лозунг дня: лекарство – наш второй хлеб. Не будет ли он скоро первым? С другой стороны, в богатых странах еда постепенно становится диетической, все больше выступая в функции лекарства. Впоследствии, в свете научных разработок по замене продуктов таблетками, питание и лечение сольются окончательно. “Впоследствии”? Но вот читаю рекламное объявление на своей автобусной остановке: “Американская фирма детского питания. Для больных и здоровых (!) детей. Одобрено Минздравом России. Предлагает продукты: инфамил, инфалак, прособи, нутрамиген, прегистимил и др.”. По-видимому, это то, что когда-то у людей было мясом, молоком, хлебом. Пусть еда будет вашим лекарством (Гиппократ). Его завет осуществляется, только наоборот: лекарство становится едой. Параллельно стирается грань между здоровьем и болезнью. Лечение становится перманентным состоянием, нормой. И соответственно в обществе индустрия лечения, которую почему-то называют индустрией здоровья, выходит на первый план. “Новое индустриальное общество”.

В аптеке XXI века. Отдел эвтаназии. Богатый выбор средств. По крайней мере трех групп: смерть мгновенная; смерть – угасание; смерть радостная (с улыбкой). Самые дорогие снадобья в последней группе. Еще бы, ведь это значит “умереть от счастья”.

Лечиться современными мощными химическими средствами – это менять одну болезнь на другую. Появились так называемые лекарственные болезни. Их изучают и лечат тоже лекарствами и т.д. в тупик дурной бесконечности. Только искуснейший врач и умный больной, следуя завету Гиппократа использовать целебные силы природы, смогут проскочить между Сциллой и Харибдой двух болезней – той, от которой лечатся, и той, которую, лечась, приобретают.

Волевой человек. Каждое утро делает зарядку... лекарствами. Динамо-машина стала аккумулятором. Скоро разрядится?

Итак, лечиться, лечиться и еще раз лечиться, как завещал великий Ленин. Да вроде бы он другое завещал: учиться. Неважно, скоро это будет одно и тоже.

Когда-то в больницах была детская палата. Потом стали открывать детские отделения. Теперь параллельно существуют взрослые и детские районные и областные больницы, детские кардио- и онкологические центры и т.п. Помню, мне казалось нелепым желать ребенку здоровья. Ведь это само собой разумеется, не старик же. Но вот теперь... Настало время, когда дети болеют больше стариков. Они больны от рождения. Значит больным стал не человеческий индивид, а человек как вид.

“Болезни века” – это болезни преобразования человеческого организма под воздействием быстро меняющихся условий. Вид приспосабливается к ним через ускорение смены индивидов, через их повышенную смертность, особенно мужчин, так как через этот пол все живое осваивает изменяющиеся обстоятельства. Природа делает разные попытки ускорить обновление: аппендицит, например, намечался как важнейший путь. Но мы научились в основном с ним справляться. Тогда сердце. Тайно и внезапно останавливается: “лег на диван и умер”. Подлинных причин этого никто не знает. Пытаются заменять искусственным. Тогда бунт природы происходит на клеточном уровне – раковая болезнь, СПИД, потом пойдут опухоли мозга и т.д. Делая пересадки, подавляют иммунитет, а потом ищут причины дефицита этого иммунитета. Стимулируют иммунитет, а потом ищут причины аллергических реакций организма. И все с ужасающе умным видом, хотя для понимания этого абсурда не надо никакого медицинского образования. Ежу понятно. Дальнорукие или близозоркие? Тсс... наука.

Бесконечное соревнование медицины с противоестественным образом жизни, приводящее к постепенному демонтажу человека как телесного существа.

“Заживет как на собаке”, говорили когда-то, желая утешить получившего повреждение человека. То есть само собой, незаметно. Я бы уже не обрадовался такому пожеланию. Собаки стали изнеженные, слабые, часто болеют, погибают. Требуют ухода как дети. Может говорить, “заживет как на человеке”? Тоже нет оснований. И люди и собаки включены в один поток деградации живого в искусственной среде.

“Отремонтируем”, – вот как утешают сейчас.

В XIX веке люди “лишались чувств”. До середины ХХ века “теряли сознание”. А теперь – отключаются (“вырубился”). Конечно, надо ремонтировать, пересаживать органы сначала другого человека, а потом другой субстанции.

Слово кентавр уже не пугает. Напротив, становится романтическим. Есть журнал, издательство “Кентавр” и кентавристика как научное направление. Но кентавр – это монстр, по русски – чудовище. Чудо. Нарушение законов природы, когда к телу одного животного приставляются органы другого. Или к естественному искусственное. И (или) когда они превышают меру человека, его норму. Страшное чудо. Ненормальные (сумасшедшие) идеи, которых наука жаждала в начале ХХ века, на его конец пришли. И осуществляются в виде уродов-кентавров-монстров-чудовищ. ХХI век будет веком чудовищ.

Здравствуй, племя, младое, незнакомое! Чудовищный век.

Как земная природа больше не может существовать без помощи общества, так человеческое тело нуждается в постоянном воздействии лекарств, стимуляторов, транквилизаторов, витаминов. Лечиться мы начинаем с рождения или даже в утробе матери, а не по поводу болезни. Или, сказать по-другому, мы больны изначально. Я всегда был против профилактического лечения и таблеток. Но обстоятельства складываются так, что пора начинать их оправдывать. Мы окружены ядами цивилизации и применение противоядий становится необходимостью. Заботиться надо не о чистоте внешней и внутренней природы как таковой, а о том, чтобы не спутать яд с противоядием. Потому что из-за фармакологической агрессии микробы и вирусы, вообще – болезни так усложнились, что “чистый” организм не имеет от них защиты. Уже сейчас сильные люди хуже переносят грипп. И внезапно погибают, в то время как больные и слабые все скрипят. Здоровому – не выжить.

Сумятица медицинских рекомендаций имеет под собой объективную основу. Для общего функционирования организма потреблять много сахара вредно. Но для мозга при напряженной умственной деятельности это необходимо. Потребности одних органов вступают в конфликт с другими. Мозг вызывает такой тип работы организма, который ведет к дезорганизации поджелудочной железы (диабет). Сшибка. Болезнь. Какую болезнь выбирать? Быть здоровым – суметь пройти по лезвию бритвы. С возрастом лезвие становится все тоньше. И мы все больше – обрезаемся.

У каждого человека есть свое биологическое время. Часы могут портиться, забегать или отставать. В истории известны случаи, когда у ребенка в 8 лет начинали расти усы, к 12 годам он лысел, а в 16 лет в облике старца умирал. Это считается патологией. Однако не таковы ли и причины долгожительства в некоторых случаях, особенно в самых выдающихся? Отставали часы? Тогда примеры жизни до 150 лет нельзя считать верхней границей нормы. Стремление к такой длительной жизни патологично и ведет к вырождению людей. “Интересно” оно в основном науке.

И все-таки в меня вселяют надежду, время от времени оккупирующие наш дом тараканы. Они есть даже в пятизвездных отелях, в общежитиях Московского и Калифорнийского университетов. Как ни боремся с ними, как ни травим и ни уничтожаем – они есть. Жизнь живуча, у нее большой диапазон адаптации. Какой воздух в большом городе, какая толчея на транспорте! Так тесниться могут только рыбы и насекомые, высокоразвитые млекопитающие при таких условиях гибнут, люди же отделываются слабостью, болезнями и раздражительным настроением. Злые тараканы.

P. S. Это “для красного словца”. На самом деле, если притер(п)еться, они довольно безвредные.

Современные культурные люди: в сравнении с прошлыми и необразованными, они чистые снаружи и грязные внутри. Не потеют, не плачут, перестали плеваться, не пользуются платками. Все остается или возвращается в себя. Потом лечат гаймориты, аллергии, почки. Зато моются почти каждый день, вымывая из кожи и волос оставшиеся элементы жизни. Потом, применяя изощренную косметику, их опять как-то вносят.

Весьма древний фактор культуры в борьбе с природой – духи и дезодоранты. Здоровое тело хорошо пахнет, оно нормально пахнет. Запах – его естественное продолжение, воздушная оболочка. Но цивилизация выводит запах за рамки приличия, преследует его. Духи – набедренная повязка человеческого запаха, его одежда. Теперь настолько хорошо одеваются, что появились ароматизированные презервативы. Это выражение полного, абсолютного отчуждения человека от своей природы. Уверен, что они провоцируют импотенцию. И нужны они импотентам, явным или будущим.

В век развития химии борьба с запахом жизни завершается полной победой культуры. В Японии сейчас “культ чистого тела”, ибо там, вопреки туристскому взгляду, дальше всех продвинулись в подавлении природы. Но иногда людей охватывает тоска по естеству и они прибегают к его имитации: изготовляют духи под запах разгоряченного тела, трудового пота и т.п. Человек пытается искусственно имитировать себя – утрачиваемого.

Детство – тело, материя. Зрелость – сила, энергия. Старость – знание, информация. Человек развивается как мир, а мир как человек. И вместе исчерпали свою форму. Начался переход к новой реальности: микро- и мега- материи, телам, которые нам несоразмерны и где Мы – Немы-е. Конец мезозоя!

Природа умирает, но это не значит, что ее бессмысленно сохранять, человек смертен, но он всю жизнь пытается быть здоровым и лечится. А некоторые даже занимаются физкультурой.

Когда экологов, зеленых, других защитников природы спрашивают, что они реально сделали, какой результат дали, то они могут указать хотя бы на то, что не дали сделать: срыть, построить, перегородить, повернуть. Это тоже надо брать за результат, теперь, видимо, главный. Ведь развитие идет само, а для его регулирования нужны все человеческие силы. В современных условиях сознательные усилия людей должны носить тормозящий характер. Да, развитие не остановишь. Но неизбежен и конец одного человека. Каждый знает, что его не миновать, однако принимает меры, чтобы “остановить мгновение”. Почти никто не считает такие заботы бессмысленными. Человечество попало в ситуацию одного человека и должно жить вопреки логике. Героически.

1) из всех живых существ человек умрет последним;

3) то, что случилось однажды, всегда может случиться вновь.

Живем в постиндустриальном обществе, наука стала постклассической, вступили в постисторию, вера постхристианская, в культуре постмодернизм и т.д.

Поствремя какое-то? Или “конец времен”? Конец истории, как провозгласил известный американский социолог Ф. Фукуяма. Провозгласил, по-моему, без понимания исторического смысла происходящего. Но броско, по-американски. И также не задумываясь, по-попугайски за ним стали все повторять. Или бездоказательно отрицать.

На самом же деле это, по-видимому, конец собственно (исключительно) человеческого времени, вступление цивилизации в человеко-машинное состояние. Человек существует, действует, однако не как автор, а как фактор (“человеческий фактор”) системы. Более мощной, чем человеческое общество. Постчеловеческий мир! И все остальные “пост” вытекают отсюда. История продолжается, но человек перестает быть ее субъектом. Вот и все.

То, что называют проблемами научно-технической революции – это проблемы современного этапа цивилизации, вопрос о судьбах человечества. Подземный гул кризиса цивилизации великие люди слышали давно (Руссо, Толстой, Торо). Они кричали, но мало кто им внимал. Обычные люди стали его чувствовать, когда начались толчки. Некоторые же счастливцы, наверное, так и умрут во сне.

Суть этой проблемы: горшок восстал на горшечника. Тварь превзошла творца. И оставляет от него – черепки.

В начале ХХ века царила общая уверенность, что все проблемы человечества разрешат наука и новая техника. Ее разделяли самые выдающиеся мыслители. В течение века были сделаны миллионы открытий и изобретений, сменилось несколько поколений техники. Но убавилось ли у человека проблем? Угроз ему? И сейчас уверенность в том, что эти проблемы разрешит новая техника разделяют только выдающиеся идиоты. Но их по-прежнему много и все озабочены “ускорением” развития техники. А вернее, она сама развивается. Самостоятельно.

Для существующей технологии содержание человека становится все более дорогим и нерациональным делом. Не говоря уже о том, что он крайне несовершенен как субъект производства – допускает много ошибок, быстро устает, не успевает, не выдерживает, не справляется, является “узким местом”, короче говоря, нетехнологичен, из-за чего приходится ставить “защиту от дурака”. На самом деле это начинается защита от человека. Перед лицом высоких технологий мы все дураки. Человек вообще невыгоден и уже мешает слаженному функционированию общества в целом. Система стремится превратить его в свой элемент, лишив индивидуальных особенностей и свободы (непредсказуемости поведения), преследуя его самость в максимально возможной степени, организуя ее. Острие удара обычно направляется против эмоционального начала жизни, так как тут прорываются остатки сопротивления. Глобальное же условие дальнейшего развития цивилизации – демонтаж человека как естественного существа, его замена рациональным робототехническим устройством.

С барского стола, за которым пируют машины и технологии, человеку, их творцу и лакею, перепадают крохи. Под видом человеческих выступают потребности производства. Они искусственны для человека и естественны для искусственного мира.

Прогрессом мы называем свое движение к “снятию”, в сущности говоря – к гибели. Теперь все чаще слышишь фразу: прогресс не остановишь, он неотвратим. О чем обычно так говорят? – О смерти.

Какая самая большая иллюзия нашего времени? Вера, что для благополучной и счастливой жизни человечеству не хватает средств. Все наоборот. Мы страдаем от их избытка. Под эти средства придумываются цели все чаще чуждые благу человека. Люди истощаются в их достижении и борьбе с последствиями, когда достигнут.

Посетил выставку “Архитектура и строительство” на Нижегородской ярмарке. Особенно увлекает продукция фирм, производящих унитазы. Каких только нет! С жестким и мягким сидением, с подлокотниками, высокие, наклонные, из литого мрамора, керамические, одно и двух режимные, настенные (??) – тут надо видимо говорить “пристенные” (или у меня просто не хватает воображения), а как вдохновляют газеты, “в Японии” уже есть с подсветкой (при посадке), с дистанционным управлением и компьютерным экспресс-анализом оставленного, характер которого виден тут же на экране. Выбирай – не хочу! Вот перспектива.

Но я скажу, что мало. Сам выбор той или иной модели ограничивает возможности выбора. Допустим, сегодня я ориентирован на мягкое сидение, а завтра придет мысль на жестком. Как быть? Как снять это ограничение моих желаний? Моей свободы! Моего права на безграничное потребление!

Выход один (так вот всегда: входов много, а выход один). Надо устанавливать все типы унитазов. Только тогда ими можно пользоваться по большому счету. Для полного комфорта нужно иметь зал унитазов. Его можно сделать парадным, лучшим, что есть в доме. (Передовых архитекторов предупреждаю: эта мысль моя интеллектуальная собственность.) Только тогда проблема, в примитивные времена называвшаяся “сходить до ветру”, будет решена. Решена адекватно. Да здравствует цивилизация унитазов!

Культура богатства, золота, получает, наконец, свое завершение в переходе к культуре (культивированию) дерьма. Оба желтые. Осве(я)щает их желтая пресса – действительный дух этой культуры.

И ты, который пишет, что человечество в кризисе из-за нехватки средств, изыди, провались. Смойся. Развивай науку и технику. Накапливай.

Робот вначале считали наиболее совершенным орудием, потом стали называть “наш помощник”, теперь пишут “наш коллега”, “наш друг”. В следующее десятилетие он будет “наш консультант” и “наш руководитель”. А уж потом – наш господин. Но слово придумают другое. И никто тому не будет удивляться. Человек ко всему привыкает и со всем смиряется. Даже со своей ненужностью. Механизм адаптации: любая патология в конце концов возводится в норму.

Предлагают применять компьютеры в поэтическом творчестве. Например, для заготовки рифм или “составления полного словаря русских рифм”. Обсуждается это серьезно и с чувством удовлетворения за успехи наукотехники, имея в виду, что с ее помощью “на гора” можно будет выдавать гораздо больше стихов. Не говоря о том, что компьютер сам “пишет стихи” и что с помощью динамического чтения их можно больше и скорее прочитать.

Вообще, все это не поддается здравому объяснению. Кому, зачем даже не задумываются. (Пример ученого идиотизма в его чистом виде). Это какая-то постигшая человека шизофрения. Постигшая в целом, как целое. Шизоумие(я). “Новый абсурдный мир” – так можно скорректировать предвидение О. Хаксли.

Современная технология на Земле, а тем более в далеком космосе требует как минимум киборга, а не этого водянисто-хрупко-телесного существа, подверженного к тому же эмоциям, волнению и ошибкам, которое сейчас есть и которое называется человеком. Горе побежденным! Человека никто не разрушает извне. Он самоотрицается в пользу Разума, который может распространяться универсально, если меняет субстратные оболочки. Материя бесконечна, и чтобы осваивать ее, Разум тоже должен быть бесконечным, то есть бесконечно изменчивым. Останется ли и на какое время биологический человек наряду с другими носителями Разума? Может быть у него будет своя “ниша”? Как мы снисходительно относимся к детям, так более высокий искусственный Разум будет терпим к собственному детству – человеческому состоянию? Может компьютеры нас сохранят? А пока человек есть, биологическое начало является в нем источником творческих потенций. Оно незаменимо. Любовь и Эрос – топливо Жизни. Биологическое начало глухо бьется во все утолщающейся социально-технической скорлупе.

Как среди обезьян в свое время появились человекообразные, так среди людей сейчас уже есть роботообразные. Роботы становятся как люди (искусственный интеллект), а люди как роботы (бесчувственное тело) – процесс снятия человека идет с двух сторон. Грядущий “пост”.

Большой город: сама жизнь в нем – труд! Люди устают просто от своего существования. Даже от отдыха. Даже молодые. Человек усталый. Поэтому слишком чувствителен к погоде, легко простужается, часто болеет. Устал, про-стыл, о-слаб. И совсем не слышно призывов закаляться. Рекламируют только болезни. Если бы человек, пусть XIX века, послушал о чем сейчас больше всего говорят люди между собой или, например, по радио-телевидению, он пришел бы в смятение: что это с ними? Какие “прокладки” им все надо? Тема № 1 – здоровье, болезни, лечение. Оборот медицинской торговли конкурирует с оборотом промышленности строительных материалов. В городах действуют общества гипертоников, алкоголиков, язвенников. Объявлен “Всемирный день диабета”, по случаю которого в школах проходят праздники с играми, викторинами и конкурсами на тему: “Я и мой диабет”. Медицин стало несколько типов (одной не хватает): традиционная, нетрадиционная, аллопатическая, гомеопатическая и т.д. Предложение лекарств таково, что хочется скорее заболеть, дабы получить возможность ими воспользоваться. Можно смело говорить о настоящей фармацевтической агрессии, которой подвергается человечество, так как большинство из препаратов – симптоматические, то есть загоняют проблему вглубь, делая ее более опасной. Пенсии в основном стали уходить на лекарства. Назначаемые “критические дни” сливаются в сплошную неделю. Вместо “истории жизни” люди имеют “историю болезни”. Curriculum mortae!

Общество как большая безумная больница. Хоспис.

В аптеках появились плакаты: “Осторожно, лекарство”. Наверное их можно обобщить: “Осторожно, медицина!”. И повесить в больницах. Знайте, что вы пришли в логово зверя. И дорого за это заплатите. В буквальном и переносном смысле. Зверь может спасет, а может загрызет. Но чаще – искалечит. Калека. Иска-лечен-ный.

Из инструкции по применению лекарства “Мисклерон” (приложена к препарату).

“Показания: выраженное нарушение обмена липидов...

Побочные действия: тошнота, рвота, понос, зуд и высыпание на коже, головные боли, выпадение волос, увеличение веса тела, образование желчных камней...” (Привожу по тексту).

Забыли только дописать: смерть. Но и без этого прогресс медицины ошеломляет.

Почему люди все время недовольны телевидением, этим величайшим даром цивилизации? Потому что это дар данайцев. В нас бунтует подавленная, не находящая реализации часть нашего живого существа. Даже в новогоднюю ночь как невольники на галерах мы прикованы к телеэкранам и видеомагнитофонам, не способные сами ни петь, ни плясать, ни кричать, ни смеяться, ни флиртовать, ни любить, ни касаться или играть и разыгрывать друг друга – фактически не общаемся, а только смотрим, смотрим, в промежутках немного пьем и жуем, жуем, жуем. Коровы! Изредка перекидываются критическими замечаниями по поводу того или иного номера. А после общее чувство раздражения в оценках передач – неинтересные, скучные, ужасные. Даже если они были очень интересными – тогда говорят, что это за счет пошлости, вздора и порнографии. Спроси другого, какие передачи еще надо – толком не знает. Пусть они будут сплошь смешными, наблюдать чужой смех с собственной кривой улыбкой, как отдаленным откликом на него, все равно скоро надоедает. У ног телезрителя весь мир, а он недоволен. Его развлекает вся планета, а он брюзжит. Тут по Фрейду: живые люди недовольны своей полужизнью и переносят это раздражение на объект. Наблюдателю всегда в конце концов скучно. Мне не нравится опошливший себя как политик Е. Евтушенко, но в свое время он написал хорошие строчки, мечтая о будущем, когда

Телевидение – символ всей современной аудиовизуальной культуры. И дело не в том, что дают плохие передачи. Или вредные. Когда интересные – еще хуже. Гибельная суть этой новой “культуры”, что она лишает человека его собственного предметного мира, унося туда, где он существует только как фантом. И есть уже телевидеоманы, “электронные почтальоны”, которые забыли о естественных потребностях живого активного существа, чувствуя себя вполне хорошо без них. Умерли – и довольны. Сидят перед видаками и онанируют. Хакеры в квартирах как “клетках для орхидей”. Впереди – компьютерная наркомания, которую называют пока “пребыванием в виртуальной реальности”.

Как известно, самая красивая на земле поверхность – человеческое лицо. Для нас – людей. Красивый человек приносит радость одним фактом своего бытия. Но почему, когда смотришь телевизор, особенно эстрадные концерты, так много противных лиц. Несмотря на косметику. Да потому, что так близко смотреть на человека неестественно. В обычной жизни есть дистанция. Без нее близость приятна только когда любишь или в экстазе. Экстаз же перед экраном, к сожалению или к счастью кому как – еще не у всех.

Изображение на экране красивее реального пейзажа, картина в альбоме ярче подлинника, удачный ксерокс четче текста, информации о событии интереснее события.

Копия стала лучше оригинала! – вот рубеж поворота к господству техники над природой, искусственного над естественным. “Симулякров” над вещами, роботообразных над человекообразными.

Люди стали меньше радоваться, потому что меньше плачут, бывают не веселыми или печальными, а в хорошем или плохом настроении, о будущем не мечтают, а строят планы, не поют и пляшут, а смотрят как это делают другие. Понижение эмоционального фона жизни есть следствие повышения уровня ее информационности, которая по содержанию может быть чистой дезинформацией. Собралась компания. Вроде для общения, но левым глазом посматривают телевизор или видик. Не помогает и водка. Последним усилием воли мне иногда удается отбросить этот наркотик (не водку) и убедить компанию побыть на свободе, самим с собой. Выключили. Тогда как бы очнувшись от наваждения, стали шуметь, спорить и, о ужас, даже запели. Сами! Но фильм был не порнографический, а телевизор не голографический.

В подсознание – основную творческую лабораторию человека – попадает только то, что прошло через чувства. Через чувства проходит прежде всего живое, непосредственное воздействие другого человека, природы, мира. Информационное воздействие затрагивает только мышление, “кору”. От хоккея по телевизору остается легкий поверхностный след, который, как след самолета, быстро рассеивается с новыми впечатлениями, смешивается с ними. Хоккей на стадионе, даже наблюдение, а тем более собственную игру, помнит все тело, весь человек. Она остается в нас. И так – любые события. По телевидению мы были везде, на всей планете. И слышали обо всем. Но что это дает? Общее впечатление без переживания. Мы многое из книжек узнаем, но истины передают изустно – пел В. Высоцкий. Многие удовлетворяются жизнью без истины – живут как наблюдатели, “рядом с бытием”. Некоторые уже и не нуждаются в переживании – роботообразные, другие, напротив, прибегают к искусственной имитации переживания – наркообразные.

Нечто буддийско-научно-техническое: “Быть” – это иметь массу. Покой. Абсолютное движение – ничто, свет. Больше движения – меньше бытия. Чтобы “быть”, мы стали слишком быстро двигаться, хотя это не быстрота тела. Наоборот, движение живого кажется нам слишком медленным. Даже в футболе от этого разочаровываешься: пока он добежит... Также на ипподроме – скучно, потому что медленно. В тотализатор играют в видеозале: там “всадники” “бегут” быстрее. Быстрота становится мысленной и технической. Судьба человека: быстрее, дальше – “меньше”.

Быть или иметь. Иначе говоря, время или деньги. Современная цивилизация дала свой великий роковой ответ: Время – Деньги. Быть – значит иметь. Таким образом она превращает в товар даже время. В главный товар. Да что время, само бытие. Дилемму: жизнь или кошелек, она решает в пользу второго. И мощно функционирует, все больше создавая и покупая. Продаются мысли – интеллектуальная собственность, продаются чувства – шоу-бизнес. И все люди – продажные вещи, с той только разницей, что одни дорогие, другие дешевые, кто в серой, а кто в блестящей упаковке. Какие скорости, какая связь – все для экономии времени. Но его все больше не хватает. Его почти нет. Ни для кого, ни для чего. А нет времени, нет и человека. Аннигиляция реальности. Агония бытия.

Когда мы все начали считать, оказалось, что невыгодно иметь детей. Браки еще остались и по любви, дети почти всегда по расчету. Аборт – это физиологическая реализация расчета (когда “просчитались”). Разум убивает жизнь в ее зародыше. Потом он пойдет дальше, убивая предпосылки жизни – любовь. Ведь это хлопотное дело, и не каждый занятый и куда-то стремящийся человек может себе ее позволить. Для любви нужна праздность, говорили древние. Для делового человека это непозволительная роскошь, говорим мы сегодня. Он может позволить любую роскошь, но не эту. Деятельность и потребление, потребление деятельности – вот новый “основной инстинкт” человека.

Для современной цивилизации человек, прежде чем станет ненужным совсем, остается нужным на момент, в пик своего развития. Когда он дает высший результат – но поддерживать его долго не может. Начиная со спорта, где имена чемпионов мелькают с калейдоскопической быстротой. Большим спортсменом можно быть только раз, а потом в тираж. В искусстве, науке та же тенденция, старые академики не ученые, они не в счет. Сверхзвуковые летчики уходят на пенсию как балерины. Певец за 40 не смотрится, с эстрады его выталкивают, что бы он ни предпринимал. В сложных технологиях человек вообще не способен работать в течение всей жизни. Постепенно он и вовсе не будет способен угнаться за НТП, который сам же “ускоряет”. И либо будет выбрасываться на обочину (многие безработные просто не выдержали темпа), либо должен стать смешанным существом, “кентавром”, сначала духовно, а потом и телесно. Его будут пытаться “улучшать”. Безнадежная гонка с техноэволюцией.

В “большом” спорте человек стал материалом, посредством которого соревнуются научно-исследовательские институты. Результаты решающим образом зависят от уровня разработанности технических приемов и биохимических стимуляторов. Соревнование идет техническое, а не жизненное, умов, а не тел, при том умов не столько спортсменов, сколько ученых.

Хотя тела ломают у спортсменов. Потому что усилия прилагаются извне, как в сопромате. Грузят, грузят, а потом смотри-ка – лопнул. Ну что, маленько не так сосчитали. Давайте другого.

Спорт как и искусство стал бизнесом. И в этом качестве – врагом здоровья, физического, как шоу-бизнес духовного.

Идут процессы ликвидации ручного труда. Это значит – физического труда. Значит труда вообще, который заменяется умственной деятельностью. А труд создал человека! Это – истина, несмотря на все нынешние благоглупости насчет нашего неземного происхождения. А идеал человечества был (о нем благополучно забывают) гармоническое соединение умственного и физического развития человека. Приходится создавать станки для тренировки тела. В американских домах для этого есть специальные комнаты: workout rooms. Но что такое человек на велоэргометре? Это белка в колесе – что всегда было символом идиотского занятия. Введение в быт ионизаторов, очистителей воздуха, воды, логически продолженное, приводит к превращению квартиры в замкнутое пространство, отгороженное от неблагоприятной окружающей среды, а человека в космонавта на собственной земле.

Раньше человек работал только днем. Ночью спал. Даже при самой грубой эксплуатации. Одна из французских революций началась с отказа булочников работать по ночам. Они сочли, что ради прихоти богачей иметь на завтрак свежие булки, не стоит жертвовать естественным порядком жизни. Но человек создал машины, которые облегчили его труд. И теперь они заставляют служить себе непрерывно. И днем и ночью. Чтобы “повысить коэффициент использования техники” люди должны работать во вторую и третью смены. Жить не по логике природы и тела, а по логике орудий труда. Даже отдыхая. По логике орудий. По логике техно-логии. Логикой по логике. По программе.

Постмодернизм – это технотронный капитализм.

Технологизация жизни приобрела столь чудовищный характер, что от продуктов отделился даже вкус. Пища дистиллированная, пресная – как американский хлеб, а носитель вкуса – разные соусы, с помощью которых какой-то вкус ей как-то возвращают. И извращают.

Купил недавно жареный картофель – “чипсы”. Но это уже не просто картофель, а с “запахом смородины” и не ломтиками, а шариками из какой-то дисперсной смеси. Если бы не надпись, ни за что бы не узнал, что ем. И зачем нужно, чтобы картошка пахла смородиной, а смородина картошкой? На этот вопрос не отвечает никто.

Изощряемся в количестве сортов и оттенков продукта, а скоро кислое от сладкого отличать не будем.

Современные тенденции: кофе без кофеина, сигареты без никотина, вино без алкоголя, секс без партнера... человек без души. Вещи без своей сути – только имена вещей. От вещей – к “симулякрам”. И человек – как название человека. Знаковая революция!

Все больше учреждений, в которые нельзя войти, не спросив разрешения у телефона, который может впустить или нет. Именно у телефона, ибо человека за ним мы не видим. И человек тот, благодаря телефону, общается иначе, нежели если бы это было лицом к лицу. Институты, редакции, больницы превращаются в безликие крепости. Мы уже не осознаем, в какое унизительное положение попадаем, излагая свою личную просьбу неизвестно кому, какому-то духу за аппаратом или самому аппарату. Техника соединяет людей информационно и разъединяет эмоционально.

По телевидению, в рамках некоего “русского проекта” призывают: “Позвоните родителям”. Благородно, даже умилительно, если только забыть историю. А если помнить, то уже грустно. В традиционных обществах дети жили вместе с родителями. Обычай требовал их уважать, в старости кормить и почитать. В Новое время дети начинают жить отдельно. Моральным требованием было: “родителей надо навещать”. Прошло время и в ХХ веке молодежь стали наставлять: “Пишите родителям”. И вот наконец теперь: позвоните. Я жду последнего благородного призыва: “вспомните о родителях”. Что они у вас где-то были. А может еще и есть?

В программах передач ТВ начали писать: “17.40 – выступление ансамбля “живой музыки”. Итак, есть музыка живая и мертвая – техническая. О чем и предупреждают. О живой, ибо она становится “на любителя”. И никто этому не удивляется. Но главное в другом: недалеко время, когда придется предупреждать, что выступают “живые люди”, ведь на экранах уже полно тех, кто ушел в мир иной. Знаменитые артисты, певцы, политики. Полно образов мертвых. Процентов 30. Все больше также появляется образов компьютерно-сконструированных, мультипликационно-графических. В Европе недавно вошел в моду какой-то рок-певец, но поклонники с ним встретиться не смогли. Оказалось, что он “рисованный”. И потому в ближайшей перспективе придется объявлять, что “выступают люди”. Просто люди. На любителя. Так как кругом будут машины и информационная техника. Они будут петь, плясать, говорить, но иногда – показывать и людей. Мы не заметим, когда нас будут “показывать”. А потом – не будут.

Говорят: “искусство кино”. Киноискусство. Но все это инерция. На экранах господствуют американские фильмы. Кинотехника. И не случайно, даже расхваливая их, критики прежде всего подчеркивают качество изображения, чистоту звука, яркость пленки и грандиозность спецэффектов. А высший эпитет – дороговизна постановки. Денежно-технологическое сознание ничего другого не воспринимает. “Для нас важнейшим из искусств является кино” – таков был лозунг социализма. Его наследники, оппозиционные буржуазной культуре критики, ругают нынешнее кино как “плохое искусство”. Да не искусство это вовсе. Обыкновенная техника, но только в кино. Как всегда, самых главных потерь люди не замечают. В условиях постмодернизма культура остается лишь в виде цитат и пережитков. Как традиция. Вот потеря!

Рекламируют соревнования по шейпингу. Это что-то вроде конкурсов красоты, но гимнастические упражнения, долженствующие сформировать гармоничную женскую фигуру, исполняются по программе компьютера. Самое интересное, однако, в другом: результаты определяет тоже компьютер. “Кто на свете всех милее, всех румяней и белее” решает наше новое волшебное зеркальце – техника, оставляющая человека в роли постороннего даже в таком вопросе. Что же говорить о прочем!

Например, о душе. Благодушные люди говорят, что компьютер никогда не заменит душу человека. Правильно. Он ее не заменяет. Он ее – отменяет.

Овладевая жизнью, техника овладевает и сознанием. Даже когда обед или продавец хочет пойти в туалет, то вешают объявление: “технологический перерыв”. Конечно, машина притомилась и надо слить воду. Возникло техническое бессознательное.

Прекрасное вызывает удовольствие? – То, что вызывает удовольствие является прекрасным. Никакая красота не спасет мир, если человек не будет ее чувствовать. Едут в Париж, на дорогие курорты за “красотой и впечатлениями”. Да в полутемном подъезде или встречая восход солнца, по крайней мере в молодости, впечатлений можно получить больше, чем в Париже. И помнить их всю жизнь. Обладание, пусть малой, но реальной и живой красотой вдохновляет сильнее, чем когда пялишься на прославленную, но чужую. В музеях чувствуют меньше всего. Там “собирают информацию”. Об искусстве. И не надо его столько, проблема в другом. В том, что для мертвой души мир мертв.

Был на концерте – обыкновенном, в филармонии. Без лазеров и мазеров. Без “фанеры” и даже микрофонов. Нешоу. Впечатление: самодеятельность. Да, теперь любое, самое профессиональное искусство, если оно человеческое – самодеятельность. Когда-то возмущались пением в микрофон. Теперь возмущаются, когда крутят фонограмму. Микрофонное “пение” считается нормой. Недавно произошел скандал от того, что пели под чужую фонограмму. “““Пели”””. Зрители требовали, чтобы это делали под свою. Чтобы ““пели””. Они уже не требовали, чтобы “пели” (в микрофон). Тем более не требовали, чтобы пели (без всякой техники). Когда в метро остановки объявляют по записи, это кажется отчужденным, а если машинист скажет сам – это уже “живой голос”, хотя говорится через микрофон. Привыкание. К миру, отчужденному от человека тройными кавычками. Живем под чужую фонограмму.

Новый русский гуляет с сыном. Встречают художника за мольбертом: смешивает краски, наносит их кисточкой, стирает, опять наносит – рисует пейзаж. “Видишь, сынок, что значит быть бедным. Как человек без Поляроида мучается”.

Водят смычком, дуют в трубу, бьют по барабану – как без синтезатора мучаются. Поют, танцуют, веселятся как без телевизора мучаются. Приглашают, ухаживают, любят – как без службы знакомств мучаются. Думают, считают, сочиняют – как без компьютера мучаются.

Скоро, скоро все станут богатыми и о человеке можно будет сказать: “ну, отмучился”.

В 1960-ых годах в США было запатентовано первое искусственное живое существо – какой-то микроб. Теперь молекулярные химики изобретают целые “химеры”, а биотехнологи – “монстров”. На Земле появляется “новая жизнь”. Лучшая? Да, старая ведь была только “хорошей”. Что будет с ней, старой? Ответ известен: лучшее враг хорошего. Мы достигли своей вершины и спускаемся вниз. Дальше пошла рожденная нами техника. Техножизнь. Технобытие. Появление ребенка отменяет бытие родителей, но только логически. Фактически они могут жить еще долго. Недавно я был на выставке рептилий, где глазами варанов на меня смотрели миллионы лет. Выжили, хотя вымерли; вымерли, но выжили. Обычная трагическая диалектика развития.

Летом 1980 года Компьютер военно-воздушных сил США отдал приказ на взлет бомбардировщиков для “ответной” атаки. Он хотел начать войну. Вызов человеку был брошен. Скоро его некому будет принять. Мир делает систему СОИ. Вернее, она сама “делается”, – под новыми соу(и)сами типа “глобальная защита”. От чего угодно. Хотя такое невозможно. Однако, в абсурдном мире это неважно. Мир прошел точку возврата.

Начало 90-х годов. В Японии на телеэкране появился первый диктор-робот. Рядом с диктором-человеком. Замаскирован под человека. Ведут пока двое, но робот может и один. Информация сыплется из него как из мешка и без ошибок. Казалось бы у людей это должно вызвать если не шок, то, по крайней мере, шум, споры, опасения. Хотя бы у думающих и толкующих о гуманизме. Но все прошло незамеченным.

Коридоры американских тюрем патрулируют роботы. Они засекают появившихся вне камер заключенных и преследуют их, ориентируясь на “запах аммиака”. Это самый характерный запах человека, по мнению роботов. Сконструировавшие их инженеры, сообщают об этом вполне спокойно и деловито. Даже с гордостью за успехи человеческого (?!) прогресса. О неслыханном, о роковом унижении человека – с гордостью. Люди действительно не отдают отчета в происходящем. Они становятся агентами своего врага.

Структуралисты говорят о смерти человека. Это не шутка, а так и есть. Однако остается главный вопрос: что делать человеку, когда он умер? И каково тем, кто остался жить в этом мертвом мире? Перефразируя название когда-то популярного фильма “Легко ли быть молодым”?, надо сказать: “Легко ли быть живым”? В этом мертво активном, постчеловеческом мире. Или даже в активно мертвом мире? Где все функционируют, но мало кто живет. “Анестезированные”. Живому человеку надо научиться бороться без надежды победить.

P. S. Неплохая мысль. Жаль только, что я глупее своих мыслей.

Сетуют на умаление народного и засилье заказного искусства. Вместо собственных песен – рок, рэйв и т.п. Во многих московских клубах и ресторанах петь на русском языке не разрешается. Элита это презирает. Пена этого не любит. Такой “отказ от себя” характерен для всего незападного мира. И внутри самого его. В том числе в быту. Везде засилье иностранных слов. Да какое! Вытесняются национальные ругательства. Поражение терпит даже русский мат. На стенах я вижу надписи: “fuck”, “I fuck you”. Это вместо: “е-ть”, “Я е-л тебя”. Своих студентов я всегда убеждаю, что если ругаться – то матом. Ведь это главное народное слово, когда-то чаще всего повторяемое, настоящий духовный стержень национального самосознания. Вот что значит рубить под корень. Народ, потерявший свои ругательства, обречен. И если весь мир поет, молится и ругается на одном языке, то гибель культуры и победа цивилизации неизбежна. “Конец истории”.

По мере подавления жизни разумом, ее человеческие проявления кажутся все более странными, нелепыми и необоснованными. “Смешными”. Как телесные, так и духовные.

Собралась толпа людей. В большом здании, которое называют храмом. Поют, бормочут, при этом зажигают огоньки, целуют доски, обращаются с просьбами. К кому? Говорят, что “служат” какому-то Богу, которого никто не видел.

Вот другая толпа. Тоже в большом здании, которое называют театром. Прыгают, сучат ногами, соединяются и разъединяются, при этом издают разные горловые звуки. О чем? В основном про какую-то любовь. Остальные время от времени бьют рука об руку, “хлопают”.

Да само пребывание на земле: ну родилось, мелкое животное, жалкое, ни к чему не годное, писает, орет, какает. Умерло, упаковывают в ящик, несут в яму, у окружающих из глаз вытекает жидкость. Зачем? Все свершилось по законам природы. Объективно.

Или вот это же существо, открывая рот, довольно часто произносит слова: ха-ха, хи-хи, го-го. Что за “слова”? Одновременно морщится, приседает, машет руками.

Говорят “смех”. Или зевота: тут вообще простое открывание рта. К чему? Слов нет как это глупо. Будь я роботом, я бы смеялся (??!) до упаду.

А уж в акте любви: Ночь, луна. Он, она. Много движений, мало достижений. Лезут друг на друга, дергаются, стенают...

С точки зрения науки и технологии все это абсолютно условно, нерационально, неэффективно. Абсурдно. Такие вот мы, под мертвящим взглядом разума. Все более смешные и нелепые. Так давайте быть серьезными, разумными. Увы, это не поможет. Человеческий разум перед лицом искусственного интеллекта нелепым будет всегда. Может компьютеры над нами уже смеются? Когда капризничают, издеваются?

Нет, давайте считать, что все хорошо в своем роде. И прежде чем плакать, можно посмеяться над нашими роботообразными, которые хотят угнаться за техникой. Вот что действительно смешно. Вот кто действительно смешон.

P.S. Один бывший преподаватель философии и бывший наиболее одиозный постсоветский политик Б. в “семейном” телеинтервью сказал: “Я никого не люблю. Я только уважаю.” Потерей чувств, ауры и души он уже гордился. Но он не говорил, а гундосил. И впечатление было, что это не человек, а существо. Гуманоид. Когда спрашивают, где Вы видите того, кем пугаете, всяких постчеловеков, теперь можно сказать: вот, смотрите. Смотрите, кто пришел. И представьте, что общество состоит из Б. Кругом одни Б-сы. Явь страшного человека.

Россия и Америка. Мы плохо живем. Они хорошо функционируют. У нас, чтобы ни болтали нынешние демагоги и литературные жучки-водомерки, была культура. Мы хотим цивилизации. К ней стремится весь мир. От культуры – к цивилизации. От Духа – к Разуму. В этом смысл эпидемии американизма. Или “западнизма”. Это эпидемия наукотехники.

Голова профессора Доуэлла, в направлении которой прогрессирует, деградируя, телесный человек, вполне может жить в современной электронизированной квартире. В Японии такие уже есть. Голова профессора Доуэлла – это чистый разум. Но есть смысл сделать его мощнее. Это – искусственный интеллект. Потом система искусственного интеллекта. “Мыслящая квартира”. “Мыслящий Дом”. Потом “мыслящая реальность”. “Виртуальная реальность”. От Жизни – к Мысли о жизни, потом – к жизни Мысли. Природа – Человек – Интеллект.

Все, о чем мечтали в сказках, всякие ковры-самолеты, сапоги-скороходы, воплощаются в действительность. Так будет и с Богом. Бог как “Большой компьютер”, всезнающий и всемогущий. Таковы, в сущности, новейшие модели вселенной в физике. Мы не можем создать лишь то, о чем не можем помыслить, а на остальное запрета нет. Дело во времени. И в смысле.

Каждый предмет существует как нечто самостоятельное, поскольку имеет свою специфику. Свою “тайну”. Смысл познания в прояснении, раскрытии тайны. Оно лишает предмет, говоря словами Хайдеггера, “потаенности”. Лишает самости. Бытия. Наука трансформирует реальность в информацию о ней. Тайна мира уходит в машину. “Машинные тайны”.

Человек – это бесполезная страсть, говорил Сартр. Теперь наоборот, это бесстрастная полезность. Живет он по интенсивной технологии. Новый, мультипликационный человек. К-липовый человек. Постчеловек.

Его появление требует расширения терминологии: вещество-существо-тещество; вместо человека – техновек, а человечество – техновечество. “Все прогрессивное техновечество...” – так будут начинаться передовые статьи в 3-ем тысячелетии. В них будут громить недобитых реакционеров, разных экологов, гуманистов, традиционалистов и прочих живых людей. “Живых” будут обязательно брать в кавычки. Как сейчас уже берут “природу”, “естественное” и начали доказывать, что человек всегда был искусственным, да и вообще: “люди ли мы?” Растворяют... размешивают... превращают в материал. Не только фактически, но и идейно. Пятая колонна машинообразных, до сих пор маскировавшаяся под человека, под заботу о нем, вышла на улицы и открыто подняла свои знамена (следите за литературой, за успехами ка(о)мпании по борьбе с гуманизмом).

Применение машин в сфере физического труда привело человека к потере мастерства, умений. Применение компьютеров в области умственного труда ведет к отупению ума, потере сообразительности. Без машины человек ничто. К тому же, если он находится в плохой форме, компьютер может отказаться с ним работать – сначала предупредительно, а потом – “выключит”. И донесет, “настучит” по инстанции. Что человек становится здесь придатком – это очевидно. И только неотвратимость столь печального процесса заставляет нас смотреть на него как на нормальный.

Уповают, что с развитием ЭВМ человек сразу будет иметь нужную информацию о чем угодно – “информационный комфорт”. И все процветет – особенно наука. К Internet подключают школы. Но как любой другой, этот комфорт обезволивает, лишает энергии, только уже не одно тело, а и мысль. Получение готовой информации аналогично питанию через кровь, минуя желудок. Организм атрофируется. У мозга тоже есть “желудок”, который готовит, обрабатывает информацию, чтобы родилась мысль. Новое появляется в ходе поиска, “переваривания” жизни и только потом – информации. Без подобного этапа угол зрения исследователя будет слишком узким, а мышление стерильным, то есть бесплодным. Бесплодие духа идет вслед за бесплодием тела.

Информационное общество: Древо Жизни засыхает, заглушаемое разросшимися ветвями Древа Познания. Таков конечный результат нашего первородного греха.

Высшая, окончательная цена экспоненциального роста человеческого знания – человек. Скоро мы ее заплатим.

Парадокс роста информации: главной заботой человека становится не изучение и запоминание нового, а забывание старого. В пределе – это бессмыслица. Стоит ли вообще что-либо запоминать, заведомо зная, что в это время другие изобретают то, что опровергает изучаемое и запоминаемое. Безудержный бег как самоцель без надежды куда-то прибежать и остановиться.

Преступлением является переписывание информации, а болезнью называют компьютерный вирус. И глупость здесь в форме знания, которого накоплены горы. Горы мусора, которые опять надо разрывать, чтобы добыть что-то путное.

Информационное общество, это когда: вещи превращаются в знаки, мысли в информацию, а человек в робота. Все три процесса взаимообусловлены. Однако отношение к ним разное. С первым мы почти не спорим. Приветствуем. В пользе второго сомневаемся, но ничего не предпринимаем. Насчет третьего предпочитаем не думать (мыслей нет, подавлены информацией). Практикуем самообман, надеясь неизвестно на что. Так и живем: будущим без будущего.

Порнография, гомосексуализм, феминизм, онанизм, искусственное осеменение, клонирование – все это глубоко взаимообусловленные и подкрепляющие друг друга звенья одного и того же процесса разложения жизни, разрушение механизма ее воспроизводства. Утрата живых связей между людьми. Распад общества. Самоотрицание человека.

Навстречу ему прямо по курсу движется техника, совершенствуются системы искусственного интеллекта, развертываются новые поколения роботов. Образуется ноотехносфера. Предметная реальность заменяется информационной. Мозг людей все больше отрывается от природы и тела, замыкаясь на компьютерные сети. Становится их пленником.

Под восторженные крики команды о прогрессе корабль жизни тонет в океане отчужденной от нее мысли.

Пошел в парк подышать свежим воздухом. В технопарк. Скоро их будет больше, нежели парков как оазисов природы в городе. Тем более лесопарков. Техника отнимает у природы даже слова. И никого это не удивляет. Будет и технолес? Техноприрода? Или просто: техническая реальность и чужеродный ей живой человек. Все это довольно грустно. Тогда нарисуем более вдохновляющую картину: “техногенный человек, гуляющий в технопарке, который расположен внутри технополиса”.

Подслушанный на улице разговор родителей (в 2 тысяча ... году): перестал учиться, целый день шатается с роботами...

Влюбилась в ПК – 80886, говорит, что красивый, тефлоновый...

Завел роман с какой-то интеллектуальной системой...

Невероятно? Да, если не знать о случаях нешуточной привязанности к машинам и холодного равнодушия к людям. Возник даже феномен антропофобии. У людей. У “людей”?

Тест для искусственного интеллекта. Стояла большая толпа. Мне поручили найти незнакомую женщину. Примета была указана абсолютно точная: “вся из себя такая”. Я узнал ее сразу. Как только это сможет компьютер, мы перестанем узнавать друг друга.

Из разговора подростков: если бы я был добрее, я дал бы ему в рожу. Когда это поймет компьютер, он будет с нами сама доброта.

“Приходи ко мне вчера, будем завтра вспоминать”. Когда компьютер оценит эту прошло-будущую иронию, тогда настанет его настоящее время.

Зачин сказки в XXI веке (с вариациями): Давным-давно, когда еще существовала природа и мы были людьми, а не:

До XX века в европейской культуре обычно считалось, что Алгебра не совместима с Гармонией. Алгебра сухая рациональность, а Гармония – живой дух. Сальери и Моцарт. Теория и Жизнь. Логика и Интуиция. Однако теперь мы вступили в мир, где интуиция превратилась из чувственной в интеллектуальную, жизнь вытесняется информацией о ней, а Моцарт сел за пульт музыкального автомата.

Гармония стала геометрической. Дизайн! Нам нравятся функциональные обводы автомобиля, строгая симметрия высотных зданий, хищные линии сверхзвукового истребителя. Появляются “страсти по технике”, люди влюбленные в машину, хакеры. Можно сказать, что возникает “технический эрос”. Техноэрос. И разговоров о гармонии природы больше не слышно. Это XIX век. Более того, природа стала какой-то ущербной, неуклюжей, а в городах прямо болезненной. Концентрирует в себе яды и несет вред. Ее еще терпят. И всуе славят. Но скоро она будет вызывать раздражение. Аллергию в буквальном и переносном смысле слова. Аллергию к себе. Многие от нее уже прячутся. От себя прячутся. Да так, что скоро никто не найдет.

Искусственное вытесняет естественное. Либо путем прямого уничтожения, либо путем имитации. Химия, биотехнология, синтетические вещи, продукты, организмы. Цветы и то все больше искусственные – “китайские”. Имитируется вся природа, даже жизнь. Как спастись и хотя бы продлиться “естественному человеку”? Спасение там, где опасность. Надо идти до конца, имитируя полный кругооборот природы, весь цикл жизни, составной частью которого является смерть. Нужна искусственная смерть. А вводить ее надо под лозунгом: смерть искусственному!

Оно тоже должно уничтожаться. “Умирать”. Надо развертывать деятельность по ликвидация результатов деятельности. Доведенная до своего логического конца идея безотходного производства предполагает ликвидацию всего, что сделано. Замкнутый технологический цикл должен распространяться на искусственную среду в целом. Тогда вторичное сырье станет первичным, а природа будет только для подпитки. Имитируя созидательное творчество, которое все больше становится разрушительным, надо имитировать и творчество разрушения, которое будет для нас спасительным. В Нью-Йорке пускают под бульдозер 10-этажные дома (еще не старые, в отличие от московских “хрущевок”), чтобы на их месте построить более комфортабельные или небоскребы. Современные технологии устаревают через 5-7 лет. Целесообразно сразу закрывать эти заводы и на их месте строить новые. Можно сносить целые города. Главное, чтобы новое строить на старом месте; не выбрасывать песок из песочницы, чтобы не приходилось его слишком много добавлять. Ведь взять-то уже негде. Наиболее продуктивно эти безумные игры начинают вестись в военном деле. Создаются производства уничтожения средств уничтожения. Разоружаются, чтобы вооружиться более эффективным оружием. Но зато в разоружении тоже заняты миллионы людей и затрачиваются миллиардные средства. Таких забот хватит на долгие годы. Перед человечеством открываются вдохновляющие перспективы – новое грандиозное поле деятельности по переработке сделанного. Абсурд погашается абсурдом. Решается самая главная проблема – быть занятыми и ослабить удушающую хватку избыточных средств и творчества, которую они набрасывают на жизнь и любовь. Производство приобретает внутреннюю цель и собственное дыхание. Пока оно дышит, передохнём (если не передохнем) и мы.

Деяние – начало бытия. Деяние будет и его концом. Вступление в технический универсум деятельности поставило перед человечеством проблему – удержаться от безудержной деятельности. Считаться с ее мерой. Из-мерять и дозировать. Направлять и регулировать. “Ликвидатор” – такова будет самая нужная профессия XXI века.

Три всадника Апокалипсиса были: Голод. Война. Чума. Доскакав до цивилизации, они превратились в: Изобилие. Технику. Лекарства.

Всякий мыслящий человек, глядя на современные тенденции развития, должен быть пессимистом. Но он живет. Значит, живет или механически, или надеется. Кто надеется – оптимист. Каков механизм этого оптимизма?

Хотя бы все летело в тартарары, придумывается всеобщая великая иллюзия. Такая как ноосфера. Ноосфера как реальность – техносфера, которая губит и уничтожает все живое. Ее и воспеваем, на нее и уповаем. Радоваться своей гибели – это самая эффективная форма защитного механизма. Легче всего обману поддается безнадежно больной. Чем хуже положение, тем сильнее вера в спасение. Пока живем – надеемся. У нас нет выхода кроме как быть оптимистами.

Из жизни Муз (с картины XX века): Алгебра, убивающая Гармонию. Гармония стала логической.

Из жизни Муз (с картины XXI века): Гармония, убивающая Жизнь. Жизнь стала технической.

Научно-техническая деятельность стала самоценной. Творчество ученых – игрой, в которой человечество проигрывает самое себя. Что делать? Да пусть играют. Надо и относиться к их занятиям как к игре. Спасение там, где опасность, Надо культивировать науку без воплощения. Как искусство. Тем более, что они и так сливаются. Пусть будет “игра в бисер”, mind games, как говорят англичане. А перед практической реализацией все изобретения должны проходить через гуманитарные фильтры. Фильтры выживания.

Жизнь ранена, хотя продолжается. Как Традиция. Традиционализм становится условием выживания, не только культуры, но и природы. Но кто осмеливается поднять знамя реакции? Немногие. И что принесет она? Хаос.

Все кричат: человек, человек! А может его уже нет? Мы потеряемся незаметно. Выродимся. И даже воспоем свое исчезновение (в центре Москвы, через улицу протянут транспарант о праздничных концертах. Крупно написано: “Звуковая дорожка в Кремле”, и мелко: в которой участвуют...). Так кто выступает в Кремле? Где тут подлежащее и где сказуемое? В общем, уже воспеваем. Только не я. За это все и упрекают: пессимист. Я отвечаю: от оптимистов слышу.

Все люди – Братья! Свобода, равенство, братство! Человек человеку друг, товарищ и брат! Братья во Христе! Братская любовь... И т.д. Что такое быть друг другу братом, очевидно и понятно. Было. Теперь для большинства людей это является пустой фразой. Символизм братства питался существованием реальных братских чувств и отношений. Но единственный ребенок в семье не знает, что это такое. Не будет знать их и человечество. Важнейший вид непосредственных связей между людьми, связей близости – распался. Этот распад предшествует распадению половых и родительских связей. Остаются только коммуникации.

Демонстрацией ее социальных функций в чистом виде является ношение набедренных повязок, ношение одежды там, где физически она не нужна – в жарких странах. Человечество, переходя к социальности и борясь с бесконтрольностью инстинктов, стремилось освободиться от зоологических оценок друг друга. Чистое выражение зоологизма природы – гениталии (у двуполых). Возбуждение не всегда поддается контролю разума, вожделеть человек мог к тому, к кому запрещалось (первертивность, инцест), скрыть это трудно, особенно у мужчин и его закрывают. Оценка человека идет уже не по сексуальным показателям, а по достоинствам, полезным обществу: сила, ловкость, сообразительность. Что человек не может подчинить контролю разума, он скрывает – закрывает. Духовная одежда – лицемерие. Не иметь его также неприлично как ходить голым. Это цинизм и оскорбление общественной нравственности.

Споры о смысле обрезания как обряда у многих первобытных и древних народов. Исписаны горы книг, мне же представляется очевидным, что это символизация победы культуры над естеством, господства духа над плотью. Ограничение плоти. Не “отрезание”, не уничтожение, но о-предел-ение, об-рез-ание, как наложение узды на телесност ь. Приобщение к ответственности, к морали, введение молодежи в социум. М. Лютер упрекает Э. Роттердамского в “О рабстве воли”: как мол они могут судить о Боге, они “с необрезанным сердцем и умом”, то есть, видимо, с варварско-языческим сердцем и умом. Отсюда уже все остальные действия – положить завет, отделиться от других племен.

Почему мужчина – инициатор, он подходит к женщине, а не наоборот. На танцах, ухаживание, брачное предложение – почти у всех народов. Это все окультуривание того факта, что конечным итогом данной знаково-символической деятельности должно быть физическое соединение. Акт жизни. Чтобы он состоялся, мужчина должен его захотеть. Он способен имитировать разное поведение: улыбку, гнев, печаль, особенно актеры. Но эрекцию нет. Он не может ее “иметь”. Он должен в этом состоянии быть. Так устроена физиология. Хотение исчезает, когда его вынуждают. Ему нельзя сказать: Relax – расслабься. Тогда расслабится все. Эту скотину можно привести на водопой, но её нельзя заставить пить. Миллионы женщин, до 30%, живут с мужем не испытывая никаких, кроме неприязни, чувств, компенсируя ее бытовым террором. Мужчина так не может. Он скажет: я импотент, “нахватался радиации”, буду алкоголиком, уйду в работу. И уйдет. К другой. Или в никуда. С одной стороны он животное более грубое и безлюбовное, чем женщина, а с другой, без чувств жить не может. В этом, а не в более высокой моральности или обычаях, почему среди мужчин мало проституции. С кем угодно, на заказ, без “понравилось”, у него не получается. Или в форме, когда он “не мужчина”. В этом же причина, почему его нельзя “естественно” изнасиловать. Отсюда вся цепочка культурных отношений и негативная реакция на проявление инициативы женщиной. Цепочка распадается по мере ослабления прокреативного значения половых функций и появления “искусственного секса”. Она заканчивается вместе с концом человека.

Размножение у двуполых в форме спаривания – главная функция жизни, и следовательно долг человека как телесного существа. Кто его не выполняет – отступник, предатель жизни.

Любовь и голод правят миром – говорили раньше. Как это меняется сейчас? Миром правят секс и прибавочная стоимость – таким стал этот девиз в XX веке. Идет социализация голода и выхолащивание любви. “Хлебом”, потребностью сытых становится публичное самоутверждение, слава. Это называют “возвышением потребностей”. Получают удовольствие не от самой жизни, а от информации о ней. Жажда общения с другими людьми сужается, расширяясь до общения с вещами и знаками. До коммуникации. Любовь, влечение “возвышаются” до абстрактного взаимодействия и воображаемого отношения. До порнографии. Проблема отмирания родительских чувств превратилась из моральной в социальную. “И в конце времен охладеет любовь” – Евангелие (от Матвея, 24:12).

Одна дилетантская реминисценция об изменении роли тела в культуре. Оно шло снизу вверх:

Первобытная культура озабочена обузданием зоологизма, борьбой с инцестом, регулированием брачных, кровнородственных отношений. Культ фаллоса. Мир вращается вокруг гениталий. Человек-чресла.

Потом проблема живота. Биться не на живот, а на смерть. Положить живот за други своя. Жизнь и живот, прокормление, еда почти тождественны. Вырастить ребенка – значит вос-питать его в буквальном смысле слова. Мир лежит на брюхе. Человек-живот.

В Новое время на первом плане грудь, человеческие чувства, страдания плоти, борьба страстей. Сенсуализм и сентиментализм – любовь. Волнения души. Мир прижат к груди. Человек-сердце.

Сейчас центром тела стала голова. Торжество расчета, рациональности. Интеллектуализм, церебрализация. Мир стоит на голове. Человек-мозг.

Дальше у нас нет органов. Кончились. Далее киборг, искусственный интеллект, самоотрицание в пользу Другого.

Сущность человека определяется соотносительно. Когда человека сравнивали с ближайшим к нему состоянием мира – животными, то его сущностью было все, что от них отличает: труд, сознание, речь. Сейчас явственно видно машинное будущее разума, возможность замены его биологической основы. Поэтому специфику человека начали усматривать в том, что его отличает от машин: страсти, интуиция, любовь, иррациональное, актуализируется внимание к биологической специфике, хотя она исчезает с катастрофической быстротой. Ее деградация в обществе: регламентация, рационализация, бюрократизация, а с другой стороны, возможность постепенной замены самого физического тела: “по частям” человек искусственный уже существует. Моделирование почти всех органов – ближайшая инженерная задача. Зрение давно полуискусственно, следующее поколение практически будет очковым (как сейчас японцы), о понижении слуха все слышали, 32 зубов ни у кого почти нет, о прогрессирующем обезволосении все знают, эректоры рекламируют и прочее, и прочее. Перед лицом технологии значение половых различий между людьми резко падает. Из языка исчезают слова женского рода. Пишет девушка, а подписывается “студент”, работает она “лаборантом”, даже и не учительница, а “учитель”, не секретарша, а “секретарь”. А ведь наш язык “дом бытия”, отражение жизни. В поступках мужчины специфически мужское начало не имеет поля развертывания. К нему предъявляются противоречивые требования: быть смелым и быть винтиком, быть самостоятельным и быть функциональным. Одномерный человек реализуется в главном – как однополый. Бесполый. Остальное – мелочи.

“Это может только мужчина: иметь цель вне себя. Женщина – сама для себя цель и хочет быть ею для всего доступного мира. Она, конечно, старается, подражая мужчине, тоже завести себе интерес снаружи от себя – щипание корпии или научные исследования, – ей плохо удается это притворство”... (Татьяна Набатникова. Каждый охотник. М., 1989. с. 306).

Все-таки это неверное рассуждение. Женщина берется уже эмансипированная, то есть неспособная к материнству или относящаяся к нему как к эпизоду. Напротив, женщина-мать всегда имеет цель вне себя. Цель эта – дети. Не просто природа и борьба с ней, на чем специализирован мужчина и что необходимо для развития общества, а природа живая, необходимая для продолжения человечества как совокупности существ, на чем была специализирована женщина. Говоря по большому счету, если женщины исчезнут из науки, техники, искусства (естественно, кроме исполнительства), то практически мало что изменится. Но когда они совсем забросят семью и воспитание детей, то мир забуксует. Отсюда и отношение к “деловым женщинам” и “образованным дамам”, гордящимся тем, что как матери они принесли себя в жертву культуре или может быть избрали ее своей жертвой – двусмысленное. Сопротивляется природа, сколько ее у человека осталось.

Доброта людей индивидуальна, однако у ней есть общие природные корни. Доброта женщин развивается прежде всего в лоне материнства. Такова природа вещей. У женщины-матери она самоотверженнее мужской. Она почти слепая. Но сейчас материнство сведено к минимуму и сопутствующие ему качества остаются невостребованными, а если проявляются, то от “ума”, который только очень умных женщин не кидает в “комплекс копирования” мужского, вернее машинного, не разбирающего полов, поведения. За редкими исключениями, не рожавшая женщина духовно, точнее, душевно неполноценна, как неполноценен не знавший женщин мужчина. Она слишком зрячая. Отцовство играет важную роль в индивидуальном развитии человека, но оно все-таки меньше роли материнства. Возникают новые социальные феномены: “женщина-не-мать” (не баба) и “мужчина-не-мужик” (не отец). “Не-родители”. На грядках человечества все больше цветов без завязей. Пустоцветы. Человек бесплодный.

Где-то у Достоевского была мысль: человек – такое подлое существо, что приспосабливается к любым обстоятельствам, когда другие животные уже отказались бы жить, умерли. Это потому, что он рождается “никем”, неспециализированным, “голым”, “дырка в бытии”. Он приспосабливается к любым обстоятельствам, потому что он их продукт. Они делают его по своей мерке.

Три сорта способностей, три типа ума: человек умелый, может сделать вещь, предмет, преобразует материю; человек ум-ный, оперирует понятиями, преобразует сферу духа; человек ум-удренный (опытный, понимающий) преобразует отношения, успешно общается. Сейчас в цене вторая способность, хотя многие теоретически умные практически беспомощны и социально глупы. Однако их стараются не считать дураками. А вот кто делает вещи, но не может умно говорить, того считают недалеким, недоразвитым, того, кто умеет общаться и строить социальные отношения – считают только хитрым. Хотя сейчас, в условиях капитализации, произошел всплеск уважения к социально ловким, “хитрым”. Но в целом мир все-таки становится на голову. На ее левое полушарие. С этой позиции голова наносит окончательное поражение рукам. Для множества интеллигентов руки нужны сейчас для держания ложки, закрывания дверей и застегивания брюк. Хвост тоже не сразу превратился в копчик.

Постмодернистское – изобретение реальности.

Модернизм превзошел классику и как бы впереди ее. Но этот “перед” есть “зад” науки и техники. Постмодернизм – это “искусство” как возврат к первоначальному смыслу данного слова – “технэ”. Искусство превращается в искусственное. Круг замкнулся. Скоро начнется второй – опять изображение реальности. Но эта реальность будет информационно-синтетической. Уже есть термин: “синтетический реализм”.

Когда-то в истории большую роль играли ритуалы. Обряды и церемонии. Особенно на Востоке. Чайная церемония, свадьбы, похороны. Придавая действию смысл, ритуал превращает его в Событие. Тогда чаепитие становится Встречей, еда – Общением, женитьба – Бракосочетанием. Для души и духа важна прежде всего подготовка, предвкушение, ухаживание. Процесс. Иначе не чай, а пойло, не еда или трапеза, а жратва (Макдональдс), не любовь, а секс. Поглощение мира, а не забота о нем. Поглощение миром, а не присутствие в нем. Не жизнь, а функционирование. Не мир, а Америка.

Старинные народные песни: резкие, протяжные, почти без модуляций. Без инструментов. Чувственные. Мы их почти не воспринимаем. Экзотика. Этнография.

Инструментальная классическая музыка и священные песнопения. Романсы. Симфонизм. Гармония. “Духовные”. Воспринимает избранная часть общества.

Песни: лирические, гражданские. С довольно сложными модуляциями. Пели почти все. “Душевные”. Кончаются во второй половине XX века. Многие их еще любят, хотя петь почти перестали. Иногда вспомнят строчки: “Ой, рябина кудрявая, белые цветы...” Дальше обычно не знают.

Тяжелый рок: ритмы, надрыв, бьет по вегетативной нервной системе. Как секс вместо любви. Музыка “психофизиологическая”. Исполнение человеко-машинное, требует некоторого специфического профессионализма. Сейчас, пожалуй, самая популярная.

Компьютерная музыка. Без чувств, без духа и без души. Интеллектуально-информационная, технически гармоничная, машинный ритм и петь нельзя в принципе. Иногда, правда, на каком-то переходе ее любители “подвизгивают”. Голос исполнителя трансформируется до неузнаваемости и почти не важен. Под нее не удается даже танцевать и все дергаются сами по себе. Ритм не для живого. “Техническая” музыка. Как музыка техники и для техники. Доставляет удовольствие своей чистой формой как силуэт авиалайнера. Неважен даже композитор. Ее можно задать компьютеру как “тему” некоторым мычанием. Нравится “постчеловеческому” человеку.

Человеческий “верх” и человеческий “низ” развиваются вместе. Между ними, как теперь модно говорить, констелляция. По своей скрытой тенденции она примерно такая:

Человек информационный, компьютерный (гомутер) – асексуализм.

Да простят меня те, кто с этим не согласен. А еще больше – кто согласен.

Скотоложество (фи!). Мужеложество (фуй!). Техноложество (ура!).

В чем причин а, что на всей земле и во всех своих формах цивилизация изобретена мужчиной? Принципиальные и даже бесчисленные мелкие достижения науки, техники, искусства сделаны им? Неравенство социального положения не объясняет причину, оно само должно быть объяснено. Кроме того, сейчас во многих сферах более чем равенство, а в биологии, экономике, медицине около 80 % женщин, но принципиально новые разработки дают 10 % из работающих в них мужчин. Библиотеки переполнены пишущими женщинами, которым не мешает ни семья, ни армия, но все равно чувствуется, что женская наука, как спорт или шахматы, требует других мерок.

Логической основой провозглашения полного равенства полов должно быть положение, что человек существо только социальное. Если же признавать, что человек биосоциален, а даже странно, как идеология могла затушевать очевидные вещи, то придется признавать неравенство полов. Разделение единого человека на два пола (высших животных вообще) не бессмысленно, если оно биологически целесообразно для выживания. Потребность в нем возникает, когда к одному и тому же существу предъявляются противоположные требования Например, быть активным и быть спокойным, быть агрессивным и быть заботливым. В определенный период жизни, если бы все особи были заняты рождением, им было бы трудно сохраниться. Поэтому один пол специализирован на контактах с внешним миром больше, чем другой. Иметь одинаковое поведение абсурдно, тогда незачем было разделяться. Специализированные во вне особи сильнее, у них несколько выше температура тела, чуть быстрее реакция и обмен веществ, больше мозг. Это обеспечивается особенностями гормональной системы и значимо при переходе к внебиологическим формам борьбы с природой. Даже если мозг только сцена, то и величина сцены что-то значит для постановки спектакля – больше возможностей. Но содержание спектакля социально. Поэтому среди мужчин больше святых и преступников, гениев и идиотов, страстных и бесчувственных. Они не по содержанию “лучше” или “хуже”, у них больше амплитуда колебаний. Как чаще асимметрия мозга и лица.

В последнее время женщине стали “отдавать” эмоционально-образную, дионисийскую сторону бытия. Но это джентльменство не основывается на реалиях собственно человеческой истории. В религии, поэзии, музыке, живописи и прочих видах искусства мужчина господствовал не меньше, чем в науке. И только теперь, с потерей духовности (в постмодернизме все превращается в технику и технологию), из искусства уходит и он. Туда, куда уходит мир – в электронную музыку, компьютерную графику, виртуальную (гипер) литературу. Опять в первых рядах: но уже упадка. И первым там подохнет (это не ругательство: имеется в виду – “задохнется”).

Женщина существо более плавное и гармоничное. Сбалансированное и благополучное. Но в более ограниченном диапазоне.

Отмирание биологически обусловленного социального превосходства мужчин идет по мере технизации жизни и обезличивания, демонтажа человека. Сама идея равенства возникает по мере обесценивания женских, материнских функций, когда высшая похвала для женщины, что она похоже копирует мужчину или что может “не хуже”, “почти как” мужчина. Что она не поэтесса, а поэт, и даже – “штангист”. В общечеловеческом плане, однако, копирование мужского не вносит в мир ничего нового, делая людей одномерными. Помимо рождения, воспитания и облагораживания человека, любое другое женское творчество подражательно. Коварство прогресса в том, что женщины отказываются от себя сами, а мужчины развивают технику, в свете которой их биосоциальные преимущества перестают иметь значение (перед лицом машинных скоростей различие в величине шага на 5 см малозначимо, перед лицом подъемного крана способность поднять на 20 кг больше несущественна, перед лицом компьютера видение на два логических хода дальше становится неважным и т.д.). Но уж если пол перестает быть спецификой человека как личности, то какие еще черты тут будут значимы? Техника – вот Великий Уравнитель всех наших способностей и отличий. Переход от равноправия к равенству, т.е. одинаковости – один из важнейших механизмов обезличивания людей, самоликвидация жизни. Равенство полов будет полным по мере и когда не будет человека, когда и насколько его заменят роботы. Буквально, по субстрату, или, для начала, по характеру деятельности. А пока промежуточный этап Unisex, стремление “отменить пол”, вытеснив его “гендерными установками” и “сексуальными ориентациями”. Выбором. Свобода от природы дошла до свободы от человека. От себя.

Мужчина и женщина. Он и Она – это болт и гайка. Для скрепления мира. Но возникает Оно. Канцелярская кнопка. На кнопках мир теперь держится. Во всех смыслах.

Абсурдность складывающейся ситуации чувствуют прежде всего мужчины. Зачем бежать, если ни зачем не угнаться, или когда твой бег ведет в болото, к гибели? Отсюда инфантилизм, самоотрицание, ослабление мотивации к социальному успеху. У женщин еще есть цель – догнать, наконец-то, мужчину хотя бы на этапе издыхания. И во многом догоняют, но поезд человека, как в форме мужчины, так и в форме женщины, уже ушел. На перроне – интеллектуальная техника. Таков будет конец XXI века. А пока, 2-3 поколения, еще “повырождаемся”.

В порнокультуре часто рассуждают на тему исторического права мужчин на полигамию. Тем самым обосновывается их право на супружескую измену в наше время. На то, что время от времени они должны “отпускать бобика погулять”. И большинство отпускают. Феминистки возмущаются этим двойным стандартом, требуя подобного для женщин. “Выравнивают мораль.” Но в чем коренится такая несправедливость, подумать никто не хочет. Объяснение, что мужчины поступают по “праву сильного” поверхностно. Корень же здесь есть и он одинаков у всех высших животных. “Работая со стадом”, самцы действительно второй раз к самке не подходят. Бегут к другой. Для этого есть природные основания. Во-первых, будучи оплодотворенной, самка успокаивается и больше их не хочет. Нет сигнала, что “путь открыт”, а животные насилием не занимаются. Во-вторых, оплодотворять самку, которая уже “понесла”, биологически бессмысленно, непродуктивно. “Пустая” трата вр/с/емени. Поэтому ищут новые возможности, дерутся друг с другом, гон, когда они буй-ствуют. (Буй-ный, буевой, боевой, боец, воевой) б/в/ойна; буй – рог, буй-тур, рогатый бык, х..-тур, наставить рога, чужой рог – значит действовал чужой /б/уй. Итак, х=б=в (распространенная сербская фамилия Вуйкович по русски Рогов)=рог. (Куда ты на рожон /х/ прешь? Какого тебе рожна /х/ надо?) Рогоносец – это х-носец. Потому и насмешки. А дурак – это “турак”, бык (тура вместе со слоном и конем в шахматах), то есть человек в состоянии гона, возбуждения, д/т/урной, д/т/ урится как бык. “Хочет”. Дурак – для мужчины в определенных ситуациях – похвала. Отголосок такой гордости: “Мой-то дурак...” Да и от любви “теряют голову”, “влюбился как дурак”, в отличие от умного, который не любит, а рассуждает.

Некий след этих инстинктов остался и у людей, когда различие законов природы проявляется в различии моральных норм. Но самцы за свое преимущество должны как-то платить – риском, готовностью погибнуть, защищая свое стадо или общество. Если не платят – они паразиты. Вот почему мужское начало ярко проявляется в неблагополучное время и умаляется в комфорте, который превращает людей в паразитов. Мы становимся паразитами разума.

Феминизм – это движение женщин, озабоченных компенсацией за состоявшуюся историю человечества при его переходе к машинной цивилизации, когда создание существ обесценилось в сравнении с созданием вещей и веществ, когда ценности жизни терпят поражение от ценностей ума. Оглянувшись с этих новых позиций, они почувствовали себя оскорбленными малозначительностью роли, которую сыграли в истории. Отсюда попытки ее переписывания, придумывание великих социальных женщин, страдания из-за фаллоцентризма вплоть до того, что Иисусу Христу пририсовывают груди, и смысл всей деятельности состоит в изживании данного комплекса. Девочки пытаются научиться писать стоя – похоже на мальчиков. Потерпев неудачу, взрослые феминистки требуют чуть ли ни принятия инструкции, чтобы тогда мужчины делали это сидя. Равенство так равенство. Их оскорбляет сама мысль о невозможности воспроизвести какую-либо мужскую позу или жест. Появилась “женская наука”, наглядное свидетельство того, что в постмодернистском мире истина, история, факты не играют роли и можно говорить как хочется, лишь бы смягчить обиду. Феминизм как идеология “отмены пола с компенсацией за историю” – это проявление абиотических и антиэкологических тенденций развития цивилизации, потери ею живого разнообразия. Люди забывают, что самоценна каждая форма бытия и жизнь как таковая первичнее деятельности. При такой культурной установке у женщин нет каких-либо оснований для чувства неполноценности. Все сильны по своему. Своим. Однако в современном мире все становится чужим. В том числе свой пол. Гомосексуализм и феминизм: свои среди чужих и чужие среди своих. Нужна экология пола.

Мужская дружба. Она далеко не тождественна дружбе мужчин. Это дружба, возникшая в “мужском деле”. Бою, походе, борьбе, тяжелых испытаниях, где было проявлено самопожертвование, когда ради другого рисковали собой. Тогда другой – друг. В этом суть общения. Нынешний “городской мужчина” его не знает. Он знает много, почти все – кроме главного.

Выражение: “ведет себя то как бык, то как теленок” символичнее, чем “то как лев, то как заяц”. В первом случае дано крайнее состояние одного животного, во втором – разных. Вот что делают время и развитие. Мальчик и мужчина могут достигать такой же разницы. Могут. Но сейчас опасность в раннем взрослении (ума) и позднем развитии (души). Ни быка, ни теленка. Говядина.

Красивый мужчина – плохой любовник. Его надо любить самого. А умный, то бишь ученый – еще хуже. Он все знает, но мало что чувствует. Если мужчина красив и умен одновременно – мечта многих женщин – то им можно дать только один совет: бежать от него подальше. Общество не зря не поощряло заботу мужчины о своей красоте. “Природа вещей” предполагает, что он хочет, а не его хотят, он выбирает, а не его берут... Обычаи разлагаются вместе с разложением природы вещей.

Подлинно тупыми и по настоящему глупыми бывают только мужчины. И даже лысина не признак ума. Она – наказание за бороду. Для сохранения баланса волос.

Эволюция живого и начало человека: человекообразные, предлюди. Эволюция человека: дикарь – варвар – личность – актор – фактор.

Постчеловек, роботообразные. Конец человека и становление искусственного интеллекта. Эволюция техники.

Первым домашним животным был сам человек. Сам он, видимо, будет и первым роботом. Роботы вырастают внутри нас. Функционально многие ими уже являются. Главный признак роботизма – жизнь без чувств, без самостоятельного отношения к миру, особенно критического. А просто в качестве элемента целого. Раньше люди тоже редко поднимались до социальной самостоятельности, но тогда человек больше жил частной жизнью – в общине, группе, семье. Неприятное новое теперь в том, что механичность поведения проникает в эти группы – в общение с ближайшим окружением, с семьей, с самим собой. Потому вместе с ростом общения растет одиночество, в чем и заключается один из парадоксов современного социума – “одинокая толпа”.

Популярная тема молодежных диспутов, когда они еще были (до “сексуальной революции”): что лучше: любить или быть любимым. Действительно, что лучше? Кто любит, тот субъект отношений, кого любят – тот объект. Кто любит, получает удовольствие или мучается, живет чувствами; кого любят, удовлетворен или раздражен, живет сознанием. Первый горит, второй греется. В век рациональности предпочитают больше греться. Это безопаснее и выгоднее – это целесообразно, а любовь, как и вера – противоразумна, нерациональна. Все поверхностные люди хотят быть любимыми. И мало кто хочет любить. А кто хочет, то “абстрактно”. Или не может.

В древности, в мифах любовь представала как вселенская космическая сила. Как влечение вещей к друг другу. Наука заменила это понятием притяжения и любовь как влечение осталась только для живой природы. Техногенный человек к природе равнодушен, в том числе живой, за исключением себя. Любят тело друг друга. В результате чего любовь превращается в секс. Но все больше любят только свое тело. В результате чего секс превращается в самоудовлетворение. Постепенно, однако, целого тела для умалившейся любви становится много. Она сосредотачивается на его части. Малый секс. Дошла до конца.

Эгоист бы и рад полюбить – себя, но не получается. Духовно не получается. Любить себя то же самое как себя щекотать. Физиологическое раздражение есть, а не смешно. Не радостно. То и другое можно испытать лишь с кем- то. Суть любви, как и языка – общение, только разговор идет всем телесно-духовным континуумом. Любовь к себе и разговор в одиночку – щекотка сумасшедшего. Безумно не смешно.

С малым сексом из фокуса интереса уходят женские органы продолжения рода. И фактически, и идейно. Это секс для одного пола. Мужчин. Дальше больше. Вместо таблеток началась компания лечения лекарственными свечками через прямую кишку. Говорят “лучше всасывается”. Особенно рекомендуют детям. Но во-первых, природа вещей предназначила для усвоения пищи желудок и всасывание через прямую кишку может вызвать ее функциональное перерождение с опасными последствиями. Во-вторых, это конечно “мода”, придуманная в целях дополнительного стимулирования продажи медпрепаратов. Типичная потребительская агрессия против человека: рынок болезней и лекарств должен непрерывно обновляться. Пичкают лекарствами и в рот и в ж... Скоро так предложат принимать пищу? Ведь “всасывается”! Ну, люди, эти существа с куриными мозгами, особенно ученые, они не ведают, что творят. А где Бог-то, куда он смотрит. Особенно “в-третьих”: введение в задний проход посторонних предметов, тем более с детства, это элементарная подготовка будущих содомитов – и мужчин, и женщин. “Это” + оральный секс оставляют женские органы сексуальности без работы. “Век п-ды” – эпатировал публику Вик. Ерофеев, говоря о нашем времени. Забвение п-ды – вот что происходит на самом деле. Потом все меньше будет желающих пользоваться своим природным органом и среди мужчин. Для содомитов он не актуален. Забвение истоков, откуда все мы вышли – вот к чему идет дело.

Возвратиться к основам бытия, призывал М. Хайдеггер. Возвратимся. Только не к истоку, а к отбросам, не к началу, а к концам. Станем копрофагами.

я, я, Я. Деловые, активные и... пассивизация желаний: все меньше, кто хочет брать, все больше, кто хочет отдаваться. Берите меня, л(е)- меня. Я, я, я... Гордые! “Малый секс”. Частичный секс. Секс с частью. С последним “человеческим фактором?”. Поцелуй по-постмодернистски.

Переход эгоцентризма в свою противоположность. Потеря центра. У-пали.

Дружба в точном смысле слова может быть только в юности, пока человек не знает сексуальной стороны общения. Это “предлюбовь”. Дружба и любовь – стадии развития одного и того же стремления к близости, только в первом случае со своим полом, во втором с противоположным (если в норме). В дальнейшем близкое общение возможно или как приятельство, без тех чувств, что были в юности, или же, если они есть, то это любовь, хотя чаше всего платоническая. Пройдя высшую стадию близости – любовь, человек не может возвратиться к низшей. Для дружбы нужна невинность.

Экзистенциальная любовь, это когда можно сказать: он мне не нравится, но я его люблю. Так относятся в “блудному сыну”, близкому человеку, к своему городу. К Родине. “Люблю отчизну я, но странною любовью...” Не способный к такой любви не имеет души. Космополит. Эмигрант. И все больше – “современный человек”.

В доинформационном обществе, когда чувства людей были живее и непосредственнее, муж, подозревавший жену в неверности, страшно ревновал, стремился уличить ее, отомстить сопернику, восстановить свою честь и т.д. Также наоборот. Теперь, когда люди стали рациональными, ревность как элемент отношений засыхает, разве что алкогольная. Предпочитают “не замечать измены”, не стремятся разоблачить ее. Конструируя идеальное общество, мыслители прошлого были очень, очень озабочены этой роковой проблемой. Придумывали всякие регламентации. А она вот почти решилась, уйдя в сторону (вместе с любовью?) И семьи уже не рушатся. Они – “распадаются”.

Семья? В социально-историческом смысле ее уже нет. “Контрактные семьи” все равно что “мертвые души”.

Напряженность современных семейных отношений провоцируется завышенными ожиданиями в интимной жизни. Они буквально навязываются сексуальной пропагандой. На самом деле от семьи, в силу ее природы и назначения, человек вправе требовать лишь “секс по христиански”. А именно: жена “принимает” мужа, но сама не испытывает страсти. Для этого ей надо искать любовника. Муж “берет” жену, но без ответной игры и разврата. За этим ему надо идти на сторону или к проституткам. В целом получается полнота, правда, “разорванная”. Таков один из важнейших способов – аморальный – укрепления семьи и брака. Укрепления их морали.

Тебе сказали все как есть? Значит любят или ненавидят. Тебя обманывают? Значит ценят и уважают. Дорожат.

О многих семьях можно сказать: собаки пожрали детей. А детей – значит людей. Однако это старо. Распространяются семьи, в которых живых собак пожрали синтетические, а синтетических пожирают голографические (в США есть такие видеопрограммы). Все живое требует хлопот. Поэтому продается “видеокот”, “видеопес”. Они радуются приходу хозяина, лают на посторонних. Смотря какая программа. А не завести ли тогда видеожену? Виртуального мужа? Семью – тамагочи? Или вообще – видеолюдей.

Члены семьи – домочадцы. Теперь лучше сказать телечадцы. Или – домотельцы? Тельца!

И вообще, живите с комфортом: Ну как жизнь с молодой женой? Да все нормально. Мы тут недавно такой унитаз поставили – итальянский. Закачаешься.

Основная ценность семьи в том, что она лишает человека свободы. Не все могут ездить по дороге – и без узды.

Курящие дамы, девицы: главное для них – независимый вид, который при этом принимается. Особенно величественны, да и просто неприступны курящие проститутки.

Сегодня я провел трудную ночь. Влетевший в комнату комар то и дело пищал над ухом и совершенно не давал спать. Попытки наглухо закрыться одеялом не помогали. Это было что-то ужасное. Так дальше жить нельзя.

Муж: она перестала бросать на меня ласковые взгляды.

Жена: в прошлое воскресенье он забыл купить мне цветы.

Судья: признать брак расторгнутым из-за несовместимости характеров и невозможности дальнейшего совместного проживания.

До середины XX века говорили: Все надо делать с душой. Рекламировали: “Сделано с любовью”. Человек-личность. Время воспитания.

В конце ХХ века говорят: Все надо делать профессионально. Рекламируют: “Сделано с умом”. Человек-специалист. Время образования.

В XXI веке будут говорить: Все сделано автоматически. Начинают рекламировать: “Интеллектуальный продукт”. Человек-фактор. Время программирования.

В XXII веке замолчим: Все будет делаться искусственно. Будут рекламировать: “Сделано без человека”. Человек-робот. Время виртуалистики.

Постмодернизм: Я тебя бы нравишься, ты как мне люблю.

Традиционная измена жене – с любовницей. Об этом вся классическая литература (век XIX). Модернистская измена жене – с любовником. Она зашифрована в авангардной художественной литературе XX века. Теперь же любовную связь мужчины и женщины называют традиционным сексом. То есть, чем-то устаревшим. Несовременным, принадлежащим прошлому. Постмодернистская любовная измена – самому с собой. Как она будет происходить, я не знаю. Может быть так: убежал к женщине. В общем, это предмет литературы будущего. Остается надеяться, что хоть какие-то традиции у людей останутся. И не все превратится в литературу.

Самое полезное для человека природное лекарство другой человек. В Средние века ослабленных больных лечили “лежанием рядом со здоровым отроком”. Теперь, когда общение превращается в коммуникацию, в бездушное отношение, стали толковать о пользе телесных касаний. Хотя бы случайных, эпизодических. Придумали даже такое лечение: “контактотерапию”. Ничего удивительного, раз дети играют с компьютерами, а не друг с другом. Изначальное отчуждение человека от физической сути вещей. От телесности и тепла других существ. Скоро общение, да и просто “жизнь” начнут прописывать по рецепту: “Поезжайте, поживите недельки две”. А диагнозом болезни будет: пережитки гуманизма. Не все еще превратились в роботообразных.

Все чувства моего кота написаны на его хвосте. Очень выразительное лицо. Он главный орган в “схеме тела”. Умница. Но иногда – хитрый, наглый, лукавый. Возможно, что хвост спасает кота от инфаркта. Говорят, что глаза зеркало души. Это уже деградация. Зеркалом души должно быть все тело. Как у моего кота. По существующей табели о рангах для госслужащих, если применить ее к животным, он где-то на уровне доцента или даже профессора (15-16 класс). Своим поведением кот почти ежедневно заслуживает новое имя. Сегодня он: “Мыньга”. А еще вчера был: “Спятило”. Прозвища даю я. Дело обычное, ведь мы – “одноклассники”.

За границей больше всего хочется побывать в Японии. Поглядеть все “вживую”. Столько восторгов о достижениях этой страны. Правда, в основном у журналистов – представителей самой поверхностной профессии. А у меня закрадывается подозрение: являются ли японцы еще людьми? Может они уже сверхлюди? И сверхчеловек, о котором мечтал Ницше, появился, хотя история, как всегда, сыграла шутку: и не белокурый, и не бестия, а японец. Сверхчеловек осуществляется как постчеловек. Может быть это существо, о предстоящем возникновении которого я так много толкую, в действительности уже есть?

Мои подозрения усилились после того, как одна умудренная опытом (умудреханная?) проститутка, сравнивая достоинства клиентов разных национальностей, сказала, что больше всего ей нравятся японцы. Самые вежливые и лучше всех платят. Хотя как о мужчинах, добавила она, говорить о них не стоит. Просто не стоит.

Первые постженщины, по-моему, американки. Но чтобы убедиться в этом, надо ехать в Америку.

Единственное гуманное следствие происходящей биокультурной мутации: утихнут страдания феминисток, так как заодно с человеком человечество избавится от антропоцентризма, ядром которого всегда был “фаллоцентризм”.

Говорят и пишут о засилье секса в культуре. Вместо любви. Когда-то был фильм “Раба любви”, а потом “Рабыня секса”. Символично, но поверхностно. Секс процветает прежде всего на экранах, а не в жизни, не говоря уже о любви, которой не стало и на экранах. 20 % американских мужчин – импотенты. Значит на самом деле мы вступаем в эпоху порнографии. И... сексуальная революция превращается в порнографическую. Все это очень серьезно. Даже печально. Трагично.

Любовь = влечение + дух: это – одухотворенная чувственность. Но что происходит, когда дух сжимается до “знательности”, превращается в интеллект и информацию? Любовь трансформируется в “интерес”. В подглядывание (ученые всегда “подглядывали” за природой). Отсюда формула современности: интеллект + влечение = порнография. В силу обессиливания тела она становится все более изощренной. В силу интеллектуализации духа она становится все более смысловой.

Что такое порнография? Это не голое состояние или половой акт сам по себе. В бане, больнице, супружеской постели порнографии нет. Это половой акт сознания, духовное совокупление вместо физического. Секс не на деле, а в фантазии. В небольших дозах полезен, ибо человек существо с воображением, а как норма общественной жизни – яд, убивающий действительные сексуальные способности. Порнография – пятая колонна импотенции в ст/р/ане любви.

Порнография – это секс и любовь в техногенном мире. И.о. любви у и.о. человека.

По мере того, как детские игры становятся все более интеллектуальными, компьютерными (задачи, головоломки, кубик Рубика, гонять шайбу световым лучом по экрану, охотиться в видеозале), т.е. становятся “игрой ума”, взрослые теряют способность к игре вообще, даже в сознании. Всякая живая игра опирается на двусмысленность, вытекающую из чувственной природы человека. Подавляя эту природу, они становятся мертво-серьезными, “деловыми”. И в сущности, бесталанными. Ведь для таланта нужна anima allegro – играющая душа. Или страдают: депрессии, потеря интереса к жизни. В последнее время психологи толкуют о необходимости обучения детей игре. Даже простейшим формам. Сами, спонтанно, они больше играть не могут. Потом – жить не могут.

Дети не должны испытывать ни малейших неудобств. Памперсы. При мытье они не должны огорчаться. Специальные шампуни. А чтобы не ушиблись – не ползать. Манеж. Скоро им и ходить не будут давать: сидячие коляски чуть не до 3-х лет.

Дети не должны плакать и напрягаться. Но ведь плач – это детская форма выражения чувства неудовольствия. Дети не должны чувствовать? Или – “только радость”? Но так не бывает. Не удивительно, что став взрослыми, они все хуже переносят неприятности, “не держат удар”. Духовная слабость как следствие физического комфорта. Слабость как следствие комфорта вообще. Комфорт – вот главная цель нынешнего человека.

Отдадим все свои силы на достижение слабости!

Уничтожение свободного времени – его организация и институализация. Свободное время – это время свободы. Институализация времени – борьба цивилизации с жизнью и индивидуальностью. Раньше подростки “убегали в Америку”, взрослые этого опасались, потом стали опасаться влияния улицы, потом ругать двор, сейчас подъезд. Дети уже в квартире. И опять убегают в Америку, правда, не отрываясь от стула.

Люди все чаще ведут сидячий образ жизни. Формируется “культура сидящих”. Или “сидячая культура”. Это на XXI век. В следующем веке многие будут работать полулежа или вообще лежать. Также можно играть, “заниматься спортом” – у компьютера, в виртуальной реальности – не вставая с дивана. Это “лежачая культура”. И, кстати, чего уж тогда говорить о любви и сексе, если все будут – “лежащие”.

Были действительными, становимся возможными. /Им/потенциализация бытия.

Есть очень умные, самостоятельно мыслящие молодые люди. Особенно среди студентов. Всегда умны и все знают аспиранты.

Подумаешь, говорю я. Это еще не свидетельство таланта. В 17 лет и черт красив.

А вот защитить докторскую диссертацию и сохранить собственный взгляд на вещи, стать профессором и не стать тупицей – это трудно. Особенно в философии.

Когда человек все время читает и пишет, у него поневоле развивается “библиотечный взгляд на мир”. Интеллигентская идеология. Да еще учат жить выступая в роли экспертов в политике или экономике. Несут ахинею. Кому-то так можно, но для творческой натуры убийственно. И вот рецепт спасения: побольше пить (чай?) да гулять (в парке?). И никогда не выступать (по телевидению!).

Долгая разлука. Ждут, терпят, выносят, остается совсем немного – и вдруг, срыв, измена, побег – все прахом. Удивление. А удивляться, может быть, нечему. Падение на финише типичнее, чем на старте или даже на середине дистанции. Не хватило душевных сил. “Энергетики”, как принято говорить в эпоху тотального сциентизма.

Проблема одиночества человека – это проблема его ненужности, невостребованности другим человеком. Он “не прорвался” к нему сквозь скорлупу социальности и мышления. Добровольно одинокие люди – это люди,неспособные к любв и.

Наиболее развитое воображение у людей одиноких. Заменяя реальные связи и контакты, оно у них много работает, церебрализация жизни ведет к росту одиночества. Будущее за одинокими? Ответ зависит от того, что понимать под одиночеством. Если как отсутствие лично-интимных, опирающихся на чувство отношений, то конечно, ибо способность чувствовать умаляется. Рационального же взаимодействия будет все больше и больше, вплоть до “растворения сознания”. Таков итог движения мира в постчеловеческое состояние: к одиночеству без уединения. А потом – к отсутствию одиночества из-за потери индивидуальности. Научились жить одинокими. Много уже таких. Научимся жить и мертвыми. Таких тоже немало.

“Любовь или свобода” – так называлась одна из книг французских сюрреалистов в начале века. Очень глубокое это “или”. Полностью свободный человек не может любить. Это не совместимые состояния души. В лучшем случае – секс. Торжество “открытого общества” это подтверждает.

Свобода – вот Знамя под которым человечество движется по пути самоотрицания.

Для каждого, для молодого и для старого. Жизнь может оборваться и в 10, и в 70 лет. Но у молодого это часы случайности, а у старого – необходимости.

Человек наиболее эгоистичен в молодости. В это время его самость проявляется ярче всего – как индивидуальность и честолюбие. Он хочет переделать мир по своей мерке или, по крайней мере, объявить ему о своем существовании. В старости он становится объективистом, иногда даже альтруистом и гораздо чаще готов сказать, что другие могут быть лучше его. “Я” человека, приближаясь к исчезновению, постепенно смиряется. Перестав участвовать в гонке, он стоит на обочине движения, сначала одной ногой (до пенсии), а потом – двумя. Такова одна из причин старческой мудрости и благожелательности. Неучастие. “Выбыл из игры”.

Когда говорят, что старит не работа, а забота, это значит, что старит мысль, опасающаяся будущего. Если в настоящем хорошо, то превалирующая мысль о будущем опасения. Если в настоящем плохо, то превалирующая мысль о будущем – надежды. Быть беззаботным – это жить “здесь и теперь”, чувствами, а не сознанием, которое всегда в прошлом или будущем. Думать о будущем – значит заботиться. Человек молод, пока живет чувствами – пока глуп. Сколько чувства (не путать с “нервами”), столько и молодости, сколько ума, столько и старости.

Выходя из определенного возраста, человек живет им по памяти. Взрослый помнит о проблемах своей юности, старик о противоречиях зрелости. Эта память позволяет понимать новые поколения, вообще жизнь. Если же “жизни не было”, то к старости это невыносимый педант и моралист. Но бывает педантизм от противного, от того, что раньше жил как хотелось, а теперь не может, но он опять хочет, чтобы все жили как ему хочется.

Скорее состариться никто не хочет – сознательно. А бессознательно многие к этому стремятся. Они боятся соблазнов и искушений молодости, устают от напряжения, возникающего в силу необходимости удерживать единство своих противоположностей. Старость сулит смягчение душевной напряженности и снятие противоречия вообще – впадение в консерватизм и порядок. Беспокойство (молодость). Ус-покоение (зрелость). С-покой (старость). Покой-ник (финиш). Таково содержание влечения к смерти.

Рецепт сохранения молодости: надо смотреться в затемненное зеркало. И чем старше, тем зеркало должно быть темнее. Когда умрете – его закроют совсем. Чтобы покойник не умножался. Смерть – черное зеркало нашей жизни.

Иссыхание души, бесплодие тела и расцвет умственной деятельности. Это – техногенный человек. Компьютерный человек. Мультипликационный человек. Он почти не любит, судорожно эксплуатирует остатки сексуальности и все время “познает”. В отношениях друг с другом следует принципу полезности, все продавая и покупая. Homo ratio. Homo economicus. Больная машина. Бедная больная машина. Скоро ли уж станешь здоровой? И умрешь. Родишься. Роботом!

Взрыв эротики, порнографии, вообще “сексуальная революция”, выражающаяся в основном в сексуальной мифологии – это последние патроны (или лучше сказать “пистоны”) жизни в борьбе с обесчувствливанием человека. Более тонкие формы воздействия до него “не доходят”. Аура любви истончается как озоновый слой. Жизнь выдвинула резервы своего главного командования: идет прямая материальная и духовная эксплуатация гениталий. Но и они, окруженные со всех сторон техникой, в том числе “техникой любви”, теряют стойкость. И все чаще терпят поражение: импотенция, перверсии, распространение эректоров, вибраторов и т.д.

Ницше говорил: “Нам надоел человек” и хотел заменить это слабеющее больное существо сверхчеловеком. Бестией. Сильным и дерзким зверем. Увы! “Нам надоел человек” устами своих бесчисленных идеологов говорит современная цивилизация и хочет заменить его роботами. А пока – переходный период: мы имеем дело со все более слабым раствором человека. Таково большинство известных мне людей. В их числе и самый близкий мой знакомый – Я.

Если бы у человечества еще сохранялась воля к жизни, то овцу Долли, первое клонированное животное, надо бы вывести на площадь и вместе с ее создателем, “отцом-творцом” – обоих! Сжечь! Публично. При массовом стечении народа. Так поступать и далее со всеми генными экспериментаторами, по крайней мере на высших животных, к которым принадлежит человек. И нисколько не обращать внимания на крокодиловы слезы разных псевдогуманистов и прогрессивных лицемеров, которые спокойно слушают и даже приветствуют рассуждения о необходимости нанесения бомбовых ударов по тем или иным “нехорошим” странам. Не боятся десятков тысяч возможных убийств. Немаловажно, походя добавляют они, что в результате таких акций повысятся цены на нефть. А тут! Закрыть дорогу преступным манипуляциям над жизнью, в сравнении с которыми, по объективным последствиям, деяния немецких врачей во вторую мировую войну – детский лепет. И не отделываться бумажными декларациями о “приостановке” экспериментов по клонированию, отменяющему половое размножение людей. Но для этого должно быть действительное понимание глубины опасности, нависшей над человеческим родом, и решимость противостоять ей. Тут нужен не болтун и не либеральные политиканы, а Спаситель. Мессия! Где он?!

Естественное поведение человека в обществе – это его неестественное поведение. Социальное. Опасность понятие биологии. В культуре ее называют ответственностью. Страх – понятие биологии. В культуре это трусость. Влечение – понятие биологии. В культуре оно – любовь.

Культура существует благодаря и вопреки природе.

Развитие общества идет через борьбу людей за иллюзорные цели. Этой “энергией заблуждения” должен обладать любой человек дела, в особенности политик. Для философа достаточно истины и понимания. Но это не обязательно “тоскливое всепонимание”.

Весь мир театр, писал Шекспир в ХVI веке. Теперь надо обязательно добавлять: Абсурда. Абсурдистское искусство XX века возникло, конечно, не случайно. Аб-сурд, в буквальном переводе означает “не слышу” , то есть “не понимаю”. Когда мы глухие не на уши, а на души.

Гласностью называется состояние общества, когда все кричат. И крик каждого – это глас вопиющего в пустыне. Говоря по-другому, стоит чудовищный информационный шум и передать или принять нужный сигнал также трудно, как если бы его не было. “Inter- net”.

Музеи и экскурсоводы – главные источники лжи о прошлом. Место, где его искажают наиболее профессионально. Это опошленная, идеологизированная история. История для масс. Массистория как элемент масскультуры. Как же было все “на самом деле”? Кому как нравится сейчас. Прошлое – заложник настоящего. Интерес перешибает хребет любой логике и морали.

Честность политика и откровенность дипломата свидетельство профессиональной непригодности. Однако настоящий политик никогда не лицемерит. Он лжет искренне и убежденно. Смутившийся, покрасневший от стыда политик – самая нелепая картина, которую только можно представить. Он сохраняет вид победителя при любом обороте дела. Он должен обещать лучшее будущее, хотя бы возглавлял светопреставление.

Сейчас, к счастью, государственные отношения уже не портятся из-за носа Клеопатры и алмазных подвесок. Любовь и чувства утратили свою прежнюю роль в истории. Она, к сожалению, обесчеловечивается.

Новые цели общественного развития легче всего воспринимают поверхностные люди. Дилетанты. Они и составляют основную силу любых перемен. А побуждают к ним – фанатики.

Фанатики общественной жизни – неудачники жизни личной, собственной. Состоявшийся человек не может быть фанатиком. Он – обыватель. Он – “уже”. А для перемен нужны – “еще”.

Социальная жизнь стала “сверхсложной”. И любая случайность, даже опоздание автобуса, запускает целую цепь нарушений планов и намерений человека. Особенно трудно привыкнуть к стечению таких случайностей и нелепым совпадениям событий. Для многих это стечение кажется каким-то “судьбоносным”, роковым. Но его не надо сакрализировать. Это не личное счастье или вина человека. Это нелинейность современных социальных систем. Их связи настолько запутаны, а при моральной оценке можно сказать – коварны, что люди должны быть готовы жить под девизом: наше дело правое – мы проиграем.

Конечную цель познания видят в прогнозе, предсказании хода событий. Чтобы успеть вмешаться, принять меры. Этому придается решающее значение и отсутствием своевременного предвидения объясняют чуть ли не все проблемы. На самом деле оно играет гораздо меньшую роль. Почти минимальную. Никакому прогнозу не внимают, пока в обществе не обнаружится потребность или массовый интерес к обсуждаемым процессам или явлениям. До этого про них просто не хотят слушать, каким бы грозным предвидение не было. Его не замечают. Кассандра – вот реальная общественная роль философа, политолога и прочих гадалок цивилизации. Практически бесполезная. В этом же одна из причин, что из истории не извлекают уроков.

В хаосе политических речей, деклараций и заявлений то и дело слышны высказывания о “веере возможностей”, “праве на выбор”, “альтернативах развития”, которые упустили оппоненты. А любой свой поступок – и чем сомнительнее, тем чаще – объявляют “единственно возможным”, безальтернативным (см. оправдания в связи с роспуском Советского Союза). И прячутся от ответственности за фатализм. О жалкие, о мелкие твари! Что человек – марионетка истории, я был уверен давно. Так было всегда (см. Гегель). Ново и обидно для меня то, что оказывается, это безнадежно самонадеянная марионетка. Она ничему не учится.

Глядя на историю России, хотя бы последних лет, теоретикам, политикам, философам, которые продолжают утверждать, что человек свободен и сам выбирает направление развития, мне хочется дать в морду. Больше того, надо бы давать в морду и тем, кто считает его разумным, sapiensом. Какой тут разум, когда хочется дать в морду. Самому себе!

В период индустриализации нашей страны был выброшен лозунг: “Техника решает все”. Потом он сменился на “Кадры решают все”. Наконец, энергия революционной эпохи кончилась, и мы вернулись к общему принципу современной жизни: “Деньги решают все”. Они аккумулируют и переносят социальную энергию, вырабатываемую в результате поляризации людей на бедных и богатых. Если общество хочет стать богатым, оно должно решиться стать бедным.

Из истории капитализма в России. В бане, когда хорошо поддали пару, какой-то парень вместо “ой” или “ох” восхищенно произнес: “АО МММ”! А вместо Аминь теперь говорят “Сертифицировано”.

Сбросив с себя оковы социалистической добродетели, искусство России совершило ликующий танец вседозволенности. Освобождение от запретов всколыхнуло творческую энергию и привело к опустошительному взрыву. Если через 5 минут после начала киносеанса на экране никого не убили и не раздели, фильм провалился. Взрываются наши души. Горе художникам, кто их еще имеет. Они чужие на коммерческо-технологическом пиру, этом празднике победы над духовностью.

Экономическое общество. Потребительское общество. Все стало товаром. С этой точки зрения все и оценивается. Дети? Это “долговременное потребительское благо”. Человеческие мысли – “интеллектуальная собственность”. Его чувства – “затраты энергии”. Он не учится, не воспитывается. И даже не получает образование. Он “пользуется образовательными услугами”. Средний американец стоит 250 тысяч долларов. А мы, несчастные, да если еще “не средние”? Девиз времени: быть – это потреблять. Потребители-истребители. Потреблятели.

Рыночная идиллия: стоят продавцы счастья, с мешками и сумками, оптом и в розницу.

Взвесьте мне килограмм красоты, сто граммов добра, помягче который, кусочек правды и налейте стакан веры. Или лучше коктейль: добавьте туда надежды. В дорогу, пожалуйста, бутерброд с любовью.

Вот тогда я бы стал рыночником. А раз нет – увольте: за рынок, но не рыночник.

Почему я не завидую богатым? Потому что за это приходится платить ослаблением творческого начала. Потерей критического отношения к действительности из-за отрыва от того, чем живут люди, основной народ. Даже кратковременное пребывание в привилегированном положении – случается и такое – плохо влияет на мой образ мыслей. Возникает ощущение жизни за стеклом, в аквариуме. Скрытое самодовольство. Нет остроты взгляда на мир. Как будто очки запотели. И чувства пошлеют. Так что бог с ним, с богатством. Оно сколько дает, столько и забирает. Дает извне, а отнимает изнутри, особенно у тех, кто его “получил” – украл или от родителей. По большому счету этим людям надо сочувствовать. Они паразиты – без корней, строятся на чужом фундаменте и со второго этажа. По/д/-саженные. Большинство из них делает не то, что хочет. Это значит живет не своей жизнью. Люди с отношениями, но без свойств.

Почему я не завидую бедным? В это положение человек попадает все-таки из-за слабости Духа. Души. Из-за нереалистического отношения к миру. Из-за недостатка воли, ума. По болезни. Жизнь своя, но плохая. Бедным надо помогать и сочувствовать. Ведь все люди не железные, а если железные, то не все время. Богатство и бедность – это Сцилла и Харибда социальности. Богатство рождает наглость, а нищета – подлость. Провести корабль не разбив душу о скалу богатства и не утонув в водовороте бедности, это и есть искусство плавания по морю жизни. Этому завидую.

Труднее всего купить любовь, здоровье, настроение. Все остальные блага – социальны, т.е. продажны.

Деловые, богатые: признают, что есть деньги, но жалуются, что нет времени их тратить. Что тут удивительного. Оно действительно превратилось, преобразовалось в деньги. И заключено в них. Да еще и упрощают. Им не хватает не только времени. Нет души. “Дело” – съело. Отсюда у некоторых возникает потребность в благотворительности. Это потребность не только в социальном уважении. Это вызов господству денег над собой. Попытка сохранить в себе другое, неденежное измерение жизни, подтвердить, что “я не раб своих денег”. Это стремление сохранить душу. Благо-душие. Но таких единицы, а нулей – 1000000.

Да есть ли на свете честные и порядочные люди? Кругом одни подлецы!

Вот именно, что кругом. А в центре восклицания Мы. Всегда честные и порядочные. Подлецы – всегда другие.

Спорили как-то два борца за правду. Остались при своих убеждениях. Да и как они могли договориться. Ведь один был лизоблюд, а другой блюдолиз.

Социальный кризис особенно ярко обнаруживает как много в обществе честных и талантливых людей. И как много подлецов и дураков. В разгар борьбы первыми у власти оказываются почему-то вторые. Занимаются популизмом, делают пакости, расставляют ловушки, в которые потом сама власть и попадает. Постепенно это все надоедает и наиболее одиозных личностей “уходят”. Мавр сделал свое дело. Но честные и талантливые тоже куда- то исчезают. Или опять оттесняются в оппозицию. Власть приобретает IQ среднего человека. Наконец-то общество может вздохнуть спокойно. Кризис миновал.

Чтобы выжить в определенной системе отношений, надо перестать быть личностью. Есть виды деятельности, особенно в “аппарате”, в “журналистике”, в “коммерции”, где вы обязаны потерять чувство собственного достоинства. Это условие профессиональной пригодности и отслеживается при тестировании. В некоторых случаях надо перестать быть человеком вообще. Тем более “настоящим мужчиной” как носителем чести, смелости и мужества. Не требуется. Их и нет.

Спешить – это суетиться. Унижение человеческого достоинства или если человеку угрожает опасность.

ПиСи. Распространяется, особенно в Америке, феномен “политической корректности” (political correctness), когда приоритет отдается неграм, слабым, меньшинствам, национальным, сексуальным, старикам, женщинам – всем, кроме и в пику WASP (белым, англосаксам, протестантам). Выравнивают. “Новый социализм”. Искусственные квоты, административные привилегии, дискредитирующая пропаганда. Это необходимый этап самоотрицания человека, его снятия техникой и технологией. Расчистка места. Удар направляется в сердце, через пи-си, по ценностям, которые без иерархии бессмысленны. Мультикультурализм.

В древности по улицам восточного города бежал гонец и кричал: Пади, пади! Дорогу слонам султана! В феодальной Европе по улицам скакали всадники и кричали: На колени, на колени! Дорогу карете короля! В социалистическом Советском Союзе по улицам носились машины с мигалками и гаишники в мегафон орали: К обочине, к обочине! Прекратить движение. Дорогу для колонны (правящих бюрократов). При демократии “большие люди”, презрев земной муравейник, летают по воздуху на личных самолетах. Кто еще тут сомневается в социальном прогрессе?

Раньше русская интеллигенция все народ жалела. Была жертвенной. А теперь все себя. И жалеет, и воспевает, и денежек больше хочет. Жертву требует! И лжет почем зря. “Творчески”. Одним словом – либералы. А в конце концов придет расплата и ее опять принесут в жертву. Саму.

Индивидуализм – это социальный онанизм. Онанизм это самодостаточность, независимость и свобода, доведенные до своего логического конца. “Я сам(а)”. Идеал Открытого общества.

У нас больные души. На Западе – продуктивное бездушие. Задача нашей реставрации: вырвать стершиеся зубы русско-советско-социалистической духовности и заменить их вставными (и стальными) челюстями европейско-американского рационализма.

Свобода противоположна рациональности. Как не сводится она и к познанию необходимости. Значит наиболее рационализированное общество наименее свободно. Это – Запад. К/р/ичащие-ся о свобод/е/-ой – рабы. Только в безличной форме. Их хозяева – вещи, их господа – отношения. Какой парадокс: прогресс в движении человека от необходимости к свободе упирается в стену необходимости. Только новой. От необходимостей природы через разные степени свободы в культуре к необходимостям технологии. Завершение цикла.

Основной вопрос социальности – противоречие между равенством и свободой. Разрешается в “третьем члене” – братстве, любви, солидарности. Но для общества иметь такой член – утопия.

Быть добрым становится неприлично. А не слишком ли я забочусь о чем-то и о ком-то? Вроде нехорошо, перебор. Надо подумать, как бы представить, что мне это выгодно. И перед собой, и перед другими. Тогда все понятно, тогда ты вписался в рыночное общество с его сознанием “ты мне, я тебе”. Придумал! Пришел в норму. Доволен. Соответствую.

Был в роскошной бане-сауне. Для “больших людей”. Разные варианты температуры, лежанки индивидуальные, мраморные, с подогревом. Зеркала. Простор. Но ощущения, что это баня – не было. Ни на месте, ни потом. Скорее, то ли как на заседании, то ли на презентации. Ну их, такую роскошь. Больше не пошел. Все это для фальшивых людей.

Когда роскошно, почти всегда скучно. Скушно. Роскушная жизнь. Ро-скушенная жизнь. Уже, не говоря о том, что она антиэкологична и значит – безнравственна.

Говорят, что баня – единственное место, где все равны. Увы, это тоже не так. Бани-то разные. Места, где все равны, на земле нет. Люди не хотят быть равными даже в смерти. Умереть по первому классу и попасть на лучшее кладбище – последняя жизненная цель честолюбца.

Искусствоведческие статьи, литературная критика, рассуждения публицистов, вообще интеллигенции – как мало искренности, порядочности, заботы о реальных делах и людях, переживания за страну – и как много выпендрежа, оригинальничания, погони за остроумным заголовком и сенсацией, прожектерства и надуманности. Все время вые...ваются. И все под аккомпанемент разговоров об особой роли интеллигенции в обществе и об интеллигентности как высшем качестве человека. Может эта роль и особая, но лучшая ли? Может эта интеллигентность уже ядовита? Вопрос оставлю без ответа, так как ни один пишущий не без греха. А я пишу.

Статистика показывает, что у журналистов довольно низкая продолжительность жизни. Чуть ли не как у шахтеров. Часто гадают – от чего? При этом забывают важнейший фактор – слишком уж много приходится лгать. Этим напрягаются. Им бы надо платить за вредность, хотя быть может, им вообще за нее только и платят. А ведь еще недавно была уважаемая профессия, но... рынок. Торговать взглядами, как и любовью – труд одинаковый, легкий, но тяжелый. Потому что грязный. Несправедливо их презирают, что “продались и служат капиталу”. Они теперь сами капитал-исты. Это новая информационная буржуазия. Но несправедливо сказать, что все. Там тоже есть честные и бестолковые – низший класс. Информационные маргиналы, бомжи, трудящиеся. Люди с совестью.

Совсем не считающийся с общепринятыми нормами поведения опасен и достоин наказания. Он преступен и асоциален. Считающийся со всеми общепризнанными нормами поведения жалок и достоин презрения. Он труслив и аиндивидуален.

Благополучие и порядок – это благо, к которому стремятся люди. Кризис общественных учреждений расценивается как зло. Однако многие рады кризису, так как появляется больше свободы для реализации тех потребностей, которые в обычное время они подавляют. Ведь каждый человек существо не только общественное, но и антиобщественное. В период общего кризиса легче переносить личные неурядицы. Кризис – праздник недовольных и недовольной части души благополучных.

В XIX веке спорили, кто творит историю: личности или массы. Герои или толпа. Марксизм довольно убедительно обосновал решающую роль народов, социума перед индивидуумом. Теперь опять можно спорить о том, кто творит историю, так как проблема уже стоит по другому: люди или – кто? У Маркса – люди, но не как им вздумается, а исходя из унаследованных отношений. Теперь стало ясно, что дело не в одной традиции. Новации не зависят от человека – вот где зарыта собака. Ни как от индивида, ни как от родового существа. Люди – материал движения. История – процесс саморазвития наукотехники посредством человека. Отсюда и “конец истории” (человеческой), в сравнении с “концом предыстории” у Маркса.

У меня тоже есть предложение по реформе грамматики. Желая выделить в тексте слова, их пишут с заглавной, Большой буквы. Тем самым придавая особо важное значение. Но иногда нужно подчеркнуть низкий характер явления, выразить уничижительное отношение к нему. Предлагаю ввести в норму написание с уменьшенной буквы. В полроста. С такой полубуквы стоило бы писать даже некоторые имена и фамилии. Особенно б ольших людей.

Читал очерки Н. Михайловского о жизни в сельской глуши, в ссылке. “Часто собирались и пели”. Пели! Мужчины. Трезвые. Для удовольствия. Унтер Пришибеев у Чехова ходит по деревне и запрещает: “песен не петь, огня не зажигать”. Теперь по первому пункту он был бы совершенно спокоен. Не поют даже пьяные. Ни в городе, ни в деревне. А если какая-то компания, группировка молодежи запоет на улице, то хочется позвать милицию уже самому. Как-то неловко. Да и поют ужасно. Голоса все замкнутые, зажатые. Совершенно перестали петь в передовых странах Запада, американцы. Для них это – “фольклор”. (Разумеется, если не учитывать бизнес-пения). Теперь цивилизуемся и мы. Все сводится к говорению и еде. Это единственное, что еще делаем сами. Остальное отдано специалистам. Душу отдали. Пока технике. А может уже и Богу, только механизм этого события – дьявольский.

Чуть не каждый второй взрослый американец посещает своего психотерапевта. Можно подумать, что половина Америки больна или на грани сумасшествия. Вовсе нет. Они просто хотят пообщаться. Заплати 100 долларов и тебя послушают, даже поговорят. “Платные стоянки для отдыха на трассе гонки по кругу функционирования”. Это та половина американцев, которая до сих пор не научилась обходиться без души. Пол-Америки – и не роботы. Компьютера, им, видите ли, мало. Какая отсталость! А о нас так и говорить нечего. Время транжирим, будто оно даром дано. Большинство не имеет расписанной программы действий не только на год, но и на день. Живем как трава растет. Каменный век!

Эпидемия ресторанов Макдональдс. Пандемия. У всех одинаковый стол. А каков сегодня мировой стул? Как и вчера. Стул-макдональдс. А настроение? “О, на биггамбургер!” Общечеловеческие ценности.

Кажется, в паспорта больше не будут вписывать национальность. Значит наций больше нет или их вот-вот отменят. Официально. Кажется, что в ХХI век Россия вступит без русских. Разве только по инерции будем употреблять это слово. Не будет у нас, впрочем, и татар, чукчей, евреев, других народов, хотя дело может кончится неожиданным результатом: подъемом национальных чувств. Но фактически объявлена “новая историческая общность” – россияне. Помнится, при социализме несколько лет спорили о новой исторической общности советском народе. Так все и утонуло в дискуссиях. Теперь этносы хотят ликвидировать явочным порядком, никого не спрашивая. Очевидно, что при следующем обмене (или отмене) паспортов, ликвидируют запись пола. Чтоб ни “м”, ни “ж”, ни нации. Семейное положение указывать не будут тоже. Или все это будут знать только компьютеры. А для людей будет просто некто. Нечто. Оно. Общечеловек. Важен просто “человек” – радуется искусственная интеллигенция. Однако из каких свойств этот человек складывается? В чем заключается его самость? Не пугайте, возразят они, считающие себя либералами и во всем насаждающие стандарт. Различие останется. Сохранится. У вас будет Номер! Вы, например, 123456789, а я 123456790! Чем мы не Личности? “Цифрочеловек”. Числовек. Во всяком случае компьютеры будут узнавать нас прекрасно. А это главное. Это – все.

Греха он не боится – говорили о нарушителе социальных норм, когда верили в Бога.

Совести у него нет – упрекали человека, когда регулятором жизни стало общественное мнение.

Он не испытывает чувство вины – сетуют на особенно распоясавшегося эгоиста в обществе вседозволенности.

Это уже последняя попытка опереться на духовность, остатки которой сохраняются у современного человека скорее по наследству. Но наследства надолго не хватит. И тогда человек должен стать или совершенным, вернее, совершенно рациональным, или вновь придется прибегать к регуляторам извне. Они уже будут технические.

В Америке часть преступников стережет электронный браслет на руке. Его можно запрограммировать и против нарушения моральных норм...

Не только в магазинах, но и в целых кварталах городов устанавливают следящие телекамеры. “Телескрины” Дж. Оруэлла начали свое победоносное шествие. Когда это описывалось в романах, ужасались, а когда это происходит в действительности никто не замечает.

Машинный контроль за людьми без чувства страха, совести и вины. За людьми без души. Роботы за роботами. Техницейское общество.

Регистратура хозрасчетной поликлиники в Москве (когда они были еще недорогие). Полно приезжих.

– Бабка, к какому врачу тебя записать, к кому?

– Так у нас и мужчин много, по какой болезни-то, выбирай давай скорее.

– Вот чтобы к еврею запиши. Они лучше понимают, обходительные.

Некто посылает в журнал свои статьи. Отказы. Если он русский, говорит – евреи засели, своих печатают. Если еврей – зажимают, антисемитизм. Одна знакомая дама пробивает докторскую диссертацию, уровень не в дугу. И вот начала “уставать”: не пропускают, потому, что я женщина. Да что Вы, говорю. К женщинам при защите всегда более снисходительны, при всех очередях и обсуждениях ставят вперед. Задумывается... Ну наверное, потому, что я татарка (а осаждаемую ею кафедру возглавляет член-корреспондент К. – то ли татарин, то ли азербайджанец). – Никто не видит причин в себе.

Почему во всех областях деятельности евреи достигают больших успехов? Прежде всего это феномен диаспоры. Ведь они веками вынуждены бороться за выживание. Даже русские, известные из-за своих природных богатств и пространств увальни, попав в чужую среду, становятся цепкими. Как и другие народы, когда возникает дополнительная мотивация к деятельности. Еврейская мама в России не мыслит, чтобы ее ребенок не окончил ВУЗа. В Израиле уже мыслит. Частично все это передается потомству. Ламарк и Лысенко, настаивавшие на наследовании приобретенных признаков, в чем-то правы. Детеныш современного человека намного чувствительнее, психически тоньше и болезненнее, чем например, в начале нашего столетия.

Чтобы хорошо писать, надо чтобы плохо публиковали. Раньше, в дорыночную, допродажную эпоху, так и было. Духовный порядок. Прибрано как в казарме. Сухо и стерильно. Столы писателей выровнены по линейке. Все отчитываются перед всеми. Сейчас опубликоваться можно запросто, были бы деньги. А попавшие в обойму (“поп-ные”), издаются прямо с колес. Океан духа кипит: выбрасывая гейзеры грязи, лопаются пузыри слов и статей; дымят свалки гнилых мыслей; громоздятся горы поломанных и выброшенных теорий. Никто ничего не убирает. Инфекции. Духовная дизентерия. И вот попробуй тут хорошо писать. Попробуй быть здоровым – без цензуры, без дворников, без санитаров. Зато свобода. Свободно больное общество. Больно свободное общество? Спасает только собственный иммунитет. Но ... распространяется СПИД – синдром приобретенного иммунодефицита; СХУ – синдром хронической усталости ... Человека. Его культуры.

Мораль – это только всеобщее и привычка. Голый человек на улице вызывает осуждение. Он странен, он нарушитель, бросающий вызов обществу. Но не менее странен и одетый среди голых. Как-то зашел один такой в баню, в мыльный зал и что-то там искал. Всем было неловко, в том числе ему. Хотелось улюлюкать: смотри, одетый. Он тоже бросил вызов нашему голому обществу. Морально только одно: быть как все.

Преследуя открытое нарушение норм, общество более снисходительно к тайному. “Свет не карает заблуждений, но тайны требует для них” – А. С. Пушкин. Это не случайно. Тайно нарушающий норму признает ее правомерность, но делает исключение для себя. Открыто нарушающий норму, не почитает ее саму, подрывает ее. Он принципиальный нарушитель и в ответ получает такое же осуждение общества.

Запретный плод сладок. Чем больше запретов, тем слаще жизнь? Горькое общество вседозволенности; скучная жизнь, когда можно все; одинок человек, который независим ни от кого. Запреты мешают удовлетворению потребностей. Удовольствие, это когда нельзя, но можно. А вот как и насколько можно, каждый определяет сам. В этом его выбор и свобода. В этом “интерес”.

Сексуальность перестает быть опасной для целостности общества. Впервые за всю его историю она начинает сознательно культивироваться. Тревожный симптом. Потому что стихийно и автоматически подавляется всем современным образом жизни. Выдавливаясь на его поверхность, она перестает быть тайной личности и превращается в “отправление потребностей”. Дело дошло до сексуального воспитания детей. Только никакое это не воспитание. Это обучение технологии обмана жизни и первый роковой удар по способности к любви, один из мотивов перверсионного поведения: “по-наученному” не хочется.

На Западе давно имеется, а у нас появился новый вид деятельности: сексуальные услуги. И термин такой – характерный. Это означает, что секс становится формой быта. Публичные дома работают как общественные бани, ремонтные мастерские и парикмахерские. В них висят прейскуранты цен, зависящие от фасона и сложности “любовной” услуги. Уличные проститутки предлагают их индивидуально и специально. Но дело, видимо, идет к тому, что будут комбинаты бытового обслуживания, которые включат секс в ассортиментный минимум. Чтобы все комплексно. Сдал белье, побрился, помылся, пое... и пошел. Куда? Домой, “к семье”. Возможно. А наверное, где-то уже существует самообслуживание с предоставлением материалов и инструментов: резиновая женщина, резиновый ххх – для онанизма. Раз есть в магазинах, то почему не быть в прокате или не создать условий для пользования на месте. Богатое и свободное общество должно обеспечивать любые запросы потребителя. Все возможности для “любви”. Никогда, никогда, никогда не было таких условий для ее процветания. Гибельного процветания. Распад...

Начало XXI века: жизнь становится утопией. Утопия – это место, которого нет. Или не будет. На фоне разговоров о крахе утопий, мы вступаем в эпоху их торжества.

Утопии особенно нужны для утопающих. Человечество тонет, а веры нет – свирепствуют суеверия. Суетопия. Во всех смыслах. И томление духа – из-за “бездуховности”.

Говорят, что если человек живет созерцательной жизнью, достаточно внимательно посмотреть ему в затылок и он оборачивается. Не знаю, правда ли. Но что вот нынешнему деловому человеку в глаза смотришь, а он в упор тебя не видит – это правда. Все в себе. Или “не в себе”? Это одно и тоже.

Говорят о ренессансе религии, Христианства. Не верю. Все поверхностно. Если еще в начале XX века люди своими глазами видели и лично сталкивались с ангелами и дьяволами, прибегали, испуганные, и рассказывали как им удалось выпутаться из этого переплета, то сейчас нет. Лично сталкиваются уже с инопланетянами и достоверно видят их. На небе обычно видели кресты и принадлежности религиозной службы, то теперь только тарелки. Вместо крыльев и рогов – скафандры и антенны... Тип мифологемы не христианский. А миф – это главное для существования того или иного религиозного направления.

Всегда удивлялся общераспространенной трактовке библейской фразы “Блаженны нищие духом”. В том смысле, что бездуховность – благо. Церковь обосновывала ею вред гордыни учености в пользу духовного смирения, атеисты же считали оправданием невежества. Мне ее смысл представляется совершенно иным: нищие, неимущие блаженны (довольны, радостны) духом, в отличие от богатых, которые довольствуются материальным достатком. И более правильный перевод этой мысли будет: “Нищие блаженны духом”. Это возвышение духовного над материальным, вечного над тленным, что и приличествует религиозному сознанию.

Две тысячи лет назад Христа распяли на кресте. Он умер, но потом воскрес. Сейчас его распинают на эстраде. Фарисеи и гонители христианства стали теле-проповедниками, его нищие апостолы – миллионерами. Нет ничего более антирелигиозного, профанного и атеистического, чем эти сборища во дворцах спорта и на стадионах, вдохновляемые чудовищной рекламой и “миссионерами от бизнеса”, шоуменами и дискжокеями бога, с ловкостью конферансье соединяющими бесовскую игру с духом партийно-профсоюзного собрания.

Недавно я видел приглашения на встречу каких-то христиан по проблеме “Бог и ваши финансы”. Вот уж действительно “христопродавцы”. Православная церковь до такого еще не дошла. Но все равно:

Это смерть Христа, после которой не будет воскресенья. Нужны новые мифы или наоборот, старые – “консервативная революция”. Возврат к Традиции.

Социальное скорочтение. Скорочтение жизни. Скоротечная жизнь. Но до сих пор есть педагоги, которые учат детей чувствовать, распредмечивать мир, развивать интуицию. Формируют человека, личность. Тогда как для социального успеха надо готовить роботообразных. Все эти выдающиеся учителя – отпетые консерваторы и реакционеры. Пора, пора их заменять педагогическими технологиями.

С трудом привыкаю, что социальные отношения, как всякая техника, требует смазки, ухода. Хотя бы в виде комплиментов. Издается ли книга, покупается ли товар, даже общение с близкими. Сколько потеряно от того, что я долго был социальный идиот! И только теперь – полуидиот. К концу жизни я, пожалуй, совсем перестану быть идиотом. И что произойдет? Ничего. Одним идиотом на Земле будет меньше. Все.

Деяния вождей, программы, решения – все это рябь, верхняя волна над движением глубинных течений исторического развития. Волна может захлестнуть каких-то пловцов или, наоборот, поднять их, но в целом движение определяется течением, которое мало зависит от волн и от собственного барахтанья пловцов. Кто управляет нами и ведет нас, людей малых и рядовых? И кто в конце концов вершит судьбами мира? – Это делает Великий Никто! Все “кто” подчинены “никому”.

Или поставим вопрос по-иному. Человек в мире: нами управляют или мы управляем? Нас дергают или мы дергаем? Ни то, ни другое. Мы дергаемся сами. Человек – это свободная, самостоятельная марионетка.

Разгар реформ: экономическая деградация, социальная смута, игра политиканов, болтовня демагогов... Но самое тяжелое впечатление на меня производит болезнь Духа, засилье, и как следствие, катастрофа его разума. Разума народа, масс, общества в целом. Люди готовы верить откровенной чепухе, проглатывают самую нелепую газетную ложь, всерьез обсуждают любые бредни. Тут и ежедневные прилеты инопланетян, и неутомимая активность барабашек, назначение и откладывание конца света, ежедневные пророчества астрологов, каждый райцентр обзавелся “космическим разумом”, миллионы людей пожирают “заряженные” шарлатанами газеты, лечатся “молчанием по радио”, из пробуренных скважин, как заботливо сообщает центральное телевидение, выскакивают черти и т.д. и т.п.

Неудержимые потоки пустых домыслов, обмана и самообмана. Место мифологии заняла “информация” а в истории, пожалуй, не было еще столь дезинформированного и легковерного человека, как современный. Не было такого разгула суеверий и ересей. Создается впечатление, что находишься в сумасшедшем доме. Этот безумный, безумный, безумный мир. И никакого, никакого, никакого значения не имеет образование. Зачем изучать науки, философию, когда ученые и философы, кандидаты и доценты в первых рядах беснующихся, когда ядовитой оказывается сама культура и, в отличие от века Просвещения, уже не на что надеяться. Это не только у нас. Похожее, хотя в более “усовершенствованном” виде, творится на Западе. На рынке духа ложь дороже правды. Ведь правда одна, а лжи может быть много. Она и продается. Культурный кризис развертывается как интеллектуальная де/мо/билизация личности.

Содержание мыслей умного человека примерно можно охарактеризовать так: 90 % – чужие, заемные, воспроизводящие социальную норму – идеологические, 9 % свои, субъективные, выражающие собственные желания и настроение – надуманные. 1 % – отражающие объективное положение дел, реальные тенденции развития истинные. В зависимости от социального положения пропорции меняются. Особенно мала доля истинных мыслей у теоретиков, интеллигенции. Но поскольку мышление является их постоянным занятием, то результат иногда может оказаться выше. Вообще же, духовная элита не любит простоты и глубины. Она предпочитает сложность и поверхностность. Путать, разбирать путаное и вновь запутываться – ее стихия. Впрочем, как говорил Г. Честертон, умного человека можно встретить даже среди интеллектуалов.

Профессионал: чтобы стать в чем-то умным, он стал дурак во всем остальном. Так закаляется научная сталь.

Только немногие существа являются субъектами своих мыслей. Большинство повторяет чужие. Иметь по всем вопросам свое мнение – задача непосильная. Приходится верить и повторять, хотя у каждого должна быть сфера, где он чувствует себя творцом, благодаря чему может выработаться способность к самостоятельному восприятию чужого. Вера как доверие к миру. Как творческая вера.

Отходы, грязь – это обычное вещество, только ему не нашли применения. Дурак – это обычный человек, только не на своем месте. Чем отличается современный дурак от дурака прошлого? Дурак пошел “умный”, то есть ученый. Там и надо его в основном искать – в науке. Дурак – социальная роль. Быть на некоторых постах умным – значит совершать непрерывное должностное преступление. “Преступно умен” – говорю я о некоторых людях. Глупо умен – о других. А кое о ком – умнее помолчать.

О цельности современного человека, об истине, которую он выражает: думаем первое, говорим второе, делаем третье, получается четвертое, о котором мы думаем, что оно первое. И на этой “гранитной” почве – второй виток самообмана.

... Но надобно помнить, что иногда люди мыслят.

Видя как малоценна человеческая жизнь: сотни тысяч людей гибнут под машинами, от преступников, от случайной болезни, как быстро хоронят и стремительно забывают умерших, как почти никто никому не нужен, а с другой стороны, как врачи борются за спасение очевидно недоношенных младенцев, как пересаживают органы больным старикам и тратятся миллионы для излечения кого-то от экзотической болезни – трудно отделаться от мысли, что это делается вовсе не из-за возросшей ценности личности, а по биотехнологическим основаниям. Наука потакает всем извращенным потребностям обезумевшего общества вплоть до таких экспериментов, как смена пола. Она культивирует их. Предложение создает спрос.

Когда-то был популярен лозунг: мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее – наша задача. Хотя без природы мы не выживем. В наше время он мог бы звучать так: мы не можем ждать милости от науки. Спастись от нее – наша задача. Хотя без науки мы не проживем.

Прочитывать больше одной газеты в день – преступление против личности. Средства массовой информации – оружие массового поражения. Поверхностные люди скажут, что это красивые слова, метафора, “афоризм”. Увы, горькая, до слез, правда. Учреждения и улицы кишат трупами погибших душ. Отравленные.

Я видел человека, который читал книгу – в бане. Голый, между торопливыми помывками. Запомнил даже дату: 10 июня 1996 года. Но уже после того видел, как кто-то притащился туда с плеером – чтобы слушать музыку. Вот она, вершина духовности! Скоро ли придут с видео и прямо в парилку? Или въедут на машине? Да, жаль человечка: еще недавно был живым, а теперь и в бане техника моется. Не баня, а мойка. Мойка-помойка. Есть роскошные. Но не греют. Роскошь вообще холодит. Тепло только там, где уют. А уют – это когда в предметах отпечаталась душа. Не зря помнят и рассказывают о деревенских банях. Рассказывают...

Сколько говорится слов, которые не стоят одной мысли. Сколько пишется книг, которые не стоят одной строчки. Сколько совершается дел, которые не стоят одного поступка. Сколько людей, которые сказали тысячи слов, опубликовали десятки книг, устроили сотни дел – и это все не стоит ничего. Не-на-стоящие.

Краткость – сестра таланта, считали древние, когда главным органом труда были руки. Краткость – сестра милосердия, сказал какой-то острослов про время, когда главным органом труда стал язык. Длинные тексты оправданы лишь в художественном творчестве. Там это самоценно. В остальных случаях порядочный человек должен говорить и писать кратко. В информационном обществе это должно быть нормой морали. Хорошо бы сделать похожую норму права: “Встать! Суд идет! За загрязнение духовной среды приговорить демагога № к бесплатной уборке улиц. От выпавшего в осадок мусора его речей”. А хорошо бы и религиозные заповеди осуществились: лизать ему в аду раскаленные сковородки. Мечты, мечты...

Главное – это то, о чем человек молчит. Говорят всегда о второстепенном. Сейчас так много говорят... Цивилизация слов.

Многие люди читают, чтобы не думать – говорил Дидро. Чтобы он сказал в связи с распространением моды на “динамическое чтение”. Быстрота чтения обусловливается умением отсекать возникшие при этом чувства и переживания. Без-образное чтение. Надо отсекать даже мысли. Бес-смысленное чтение. Оскопление духа. Его превращение в информацию. Без-надежная гонка за компьютером и бес-проигрышный вариант стать дураком. Всякий, кто хочет этого избежать, должен жить под девизом: медленное чтение.

Считается, что человек разумен, sapiens. В чем-то правда. Но насколько же он и non sapiens, да и просто глуп. Именно как родовое существо, а не индивид. Смотреть дико как люди радуются процессу своей самоликвидации, с упоением сообщая, что все больше и больше, все лучше и лучше их жизненные функции воспроизводятся машинами. Как истово они уничтожают все живое, свое окружение, без которого существовать просто не смогут. И радуются при этом. То, что они уничтожают фундамент своей жизни – их трагедия, а то, что они при этом радуются, к этому стремятся – их безумие. Безумие как орудие самоотрицания.

И вообще, этот sapiens не умнее обыкновенной домашней мыши. Подобно тому как она лезет в мышеловку не в силах отказать себе в лакомстве, так и мы не можем отказать себе в удовлетворении все растущих “потребностей”. А когда аппарат захлопывается, уже поздно. Не умнее домашней мыши. Самое печальное, что это не эпатаж. Так и есть, о чем каждый день вопиют бесчисленные последствия наших деяний.

P. S. Я не говорю уже про политику, когда избиратели кроме первого хода Е2-Е4 больше ничего не видят. И обмануть их – раз плюнуть. Были бы деньги...

В США объявлено о резком ужесточении наказания за наркотики. Сажать будут не только за продажу, но и за хранение, фактически за употребление. Видимо, это последний этап борьбы государства с наркотизацией общества перед тем, как окончательно сдаться и разрешить их свободное хождение. По крайней мере “легких” – для начала. Причина: не все еще хотят жить без чувств. А чувствовать без стимуляции больше не удается. Отмирая, чувственное начало болеет, приобретает патологическую форму.

В Москве создан клуб “Здорового образа жизни” им. В. Высоцкого. Одна его экзальтированная участница в интервью сказала, что В. Высоцкий – самый совершенный человек, каких она знала. Она, правда, забыла, что этот великий талант был законченным алкоголиком, а в последние годы и наркоманом, что явно не вяжется со здоровым образом жизни. Тем более – с совершенным человеком, с идеалом. Но это показывает, что для мифа нет преград в виде фактов. Они обычно не играют никакой роли.

Что можно сказать о человеке, когда он чувствует себя смелым, радостным, добр и остроумен, любит ближних и готов на подвиг?

– это совершенный, гармоничный человек, о котором так много толкуют в философии и формирование которого еще недавно было высшей целью общества;

Не в подобном ли совпадении причина пьянства? И не в том ли достоинство трезвенников, что они, очень трезвые люди, смирились с жизнью без чувств и больше похожи на машины? Ведь просто радоваться теперь могут только единицы. Что значит перестать петь, плясать, кричать (одно время даже на стадионе милиция затыкала рты), перестать смеяться, плакать, играть? Это значит перестать выражать свои чувства. А существуют ли чувства, которые не выражаются? Нет, ибо в этом специфика их существования. Не иметь чувств – значит не уметь любить. О неспособности к любви уже пишут газеты. О ней почти не вспоминают и в современных фильмах. Может быть, мы еще способны “претерпевать любовь”, как способны не петь, а слушать, не плясать, а смотреть как это делают другие, не кричать, а вежливо хлопать, не смеяться, а улыбаться (обычно иронически). То есть мы еще способны быть пассивными, материалом жизни, но не более того. Перед тем как потерять и это, кто не смирился, пытается взбадриваться – вино, наркотики, порно; другие же только функционируют. Думают, что живут. Люди еще любят ошибаться. Пожалуй, это их последняя любовь.

Кто совсем не пьет, тот не знает реальной жизни и не может трезво смотреть на нее.

Поэт 20-годов И. Приблудный, друг С. Есенина писал:

Естественную возможность такого безумия человеку дает секс и любовь. Когда этого нет или не хватает, прибегают к искусственной – вину или наркотикам. Трезвые – к работе. Трудоголики.

Алкоголь – древнейший наркотик, продукт земледелия и поверхностных химических превращений – брожения. Его потребление ограничено объемом человеческого желудка (особенно некрепких вин), непосредственным болезненным расстройством организма, воздействует на мозг через растормаживание контрольных центров, не затрагивая глубинных отделов подкорки. В общем, устарелый продукт начального этапа развития химии, прежде всего XVIII – XIX веков.

Другое дело, вытесняющие его современные наркотики. Они высокоэффективны, малообъемны, концентрированы, быстрее захватывают в плен весь организм. Неприятные последствия отсрочиваются. И – огромный выбор. Новые поколения “выбирают пепси”. Вместо кваса – пепси, вместо водки – героин. Так что прогресс, сопровождаемый борьбой с пьянством, идет и тут.

И вот уже готова научная “концепция” происхождения человека: не какая-то там пошлая проза Дарвина-Энгельса о роли труда в борьбе за выживание или Божье Слово по Библии, а просто обезьяны случайно нажрались галлюцинногенных грибов и у них стало развиваться воображение. Появился Homo sapiens, человек разумный. Вначале были... грибы. Теперь и в конце – “Грибы”, которые объясняют свое происхождение.

И еще раз... почему пьют. Просто у людей не хватает смелости радоваться на трезвую голову даже когда могут. Быть веселым уже неприлично. И внутренне боязно. Ищут алиби. Пьяный – это человек, сбросивший иго разума. Именно как иго, оставляя как свободу. Недавно на стене в одном обшарпанном подъезде я прочитал надпись: “Думать или рассуждать привилегия пьяных”. Таково же определение философии. Пьяный – человек духовный. Духовно больной.

Типичное отношение интеллигентов к народу, особенно крестьянству в прошлом: темные, суеверные, невежественные. Однако, чтобы крестьянин поверил в целебную силу воды, признал ее святой, батюшка должен потрудиться: служить молебен, опускать в воду серебряный крест, кропить, благословлять и т.д. При нынешнем уровне образования все проще. Некий “чудотворец” без сана и звания по радио объявляет, что своей силой – даже не всемогущего Бога, а своей! – заряжает воду в любом объеме и на любом расстоянии. И миллионы интеллигентов, физиков и лириков, подставляют банки, кремы, чуть не аккумуляторы, надеясь на чудодейственное исцеление. Потом мажутся всем этим, как дикари кровью жертвенных животных. Шарлатанство никогда не было столь беззастенчивым, как в век науки. Психотерапевты прошлого – шаманы, колдуны, знахари – предпринимали массу ухищрений, чтобы добиться нужного эффекта. Целители эпохи НТР добиваются его без атрибутов, даже без личного участия. И новые миллионы образованцев лежат закрыв глазки в ожидании благодати. Куда там Средневековью! Говорят, что это пройдет. Но ведь было. И только что. Значит, все может повториться: инквизиции, крестовые походы, революции, фашизм. Появится и что-то новое.

Недавно по телевизору произошла (наконец-то!) встреча с “космическим разумом”. Интеллигенты, кандидаты и доценты особенно умилялись, что разум “высказывал вполне здравые мысли”. Вот так немного надо нашим “критически мыслящим личностям”. Если на пленку записался не прямо сумасшедший, а просто шарлатан, то “голос неба” существует. А уж если он может говорить на уровне выпускника философского факультета и в хорошей театральной манере (такой “разум” я тоже слышал), его существование можно считать абсолютно доказанным. Астрологический прогноз передают наряду с прогнозами погоды. Инопланетяне садятся почти каждую неделю. Иисус Христос тоже оказывается был не галилеянин, а инопланетянин. И хотя, в сущности, все это бред сивой кобылы в лунный день, в него верят миллионы. Значит это факт, социальный фактор.

Философы и ученые теперь ищут не истину, а “новое”, информацию. Их, как пустую кишку, можно начинить чем угодно, лишь бы оно имело гриф “новое”. А если оно с Запада, или с Востока – лишь бы не свое – это все. Туши свет. И тушат.

Идет ремифологизация общества. Если бы она была жизнеутверждающей, ее стоило приветствовать. Но она – техногенная и в сочетании с отсутствием у современного человека эмоциональной теплоты – дегуманизирующая.

Все действительное разумно, все разумное действительно. Эту формулу Гегеля можно считать апофеозом идеологии Просвещения, веры людей в силу разума. Для нынешнего времени подходит другой девиз: все действительное безумно, все безумное действительно. К сожалению, это не игра слов, как торопливо подумает поверхностное сознание. Это безумие самого разума. Его бодрствование рождает таких же чудовищ, как и сон. Разве что другого типа. (См. монстров биотехнологии.) Не случайно, к разуму перестают даже апеллировать. Если и взывают, то к “здравому смыслу”. То есть к инстинкту самосохранения.

Если человеку все додумывать до конца, то в конце получается только одно – смерть. Именно к ней ведет разум. Мы живем в силу заблуждения, которое нам дают чувства. Применительно к обществу, истина – это наука, а заблуждения – это утопии, которые нам обеспечивает идеология. Особенно ценны заблуждения в форме истины, а утопии – научные.

Итак, человечество больше не живет. Оно – выживает. Но как отдельный человек даже перед лицом смерти обычно не отдает отчета в своем положении и чем-то утешается, так и человечество, не желая осознавать свое реальное положение, продуцирует различные утопии. Теперь в основном космические. Переряживаем зло в добро. Самообман, ложь – великие свойства жизни. Что они важнее истины, об этом писал еще Ницше. Не верили. Теперь очевидно для всякого, если немного задуматься. Но мышление наше – бездумное. И это спасает от истины, знание которой – трагедия.

Гений выводит знание как бы из себя. В нем говорит опыт рода, поколений. Талант – из обретенного опыта жизни. А бездарная ученость гоняется за чужим, за “информацией”, беря ее из книг. И она ей не впрок.

Почему философы, эти мудрецы ex professio на практике не мудрее других людей? Потому что мудрость не может быть профессиональной. Она от жизни. По настоящему мудр поступок, а слова бывают только умными. Чистая философия, чистая культура – это словоумие (если без “б”). Потому я не жалею, что не человек культуры.

Любой человеческий разговор приправлен ложью. Ибо чистая истина не съедобна, оскорбительна. Самая большая ложь – это полуложь. Или полуправда. Ложь, вопреки арифметике, при делении умножается, так как представляется правдой. Кроме лжи о фактах, она лжет о самой себе.

Но надобно помнить, что иногда люди могут говорить правду.

Рождение мысли про-исходит через (из) ее отрицание. “Мы не собираемся отделяться, однако надо пересмотреть квоты отчислений нашей республики в общегосударственный фонд” – так вначале ставился вопрос при развале СССР. Ответ отрицает вопрос, но дает ему право на существование. Чем сильнее что-то отрицают, тем больше оно усиливается. В ничто таится нечто. “Первоматерией” в физике сейчас считается “вакуум”. Пустота, но потенциально несущая все. Хоть я тут и профан, но все признаки говорят, что это, в сущности, “мысль”. Именно с нее они начинают рассуждать, переводя реальность в категорию возможного. Вместо открытия мира его изобретают и современные физики давно уже не “естественники”, а “инженеры”. “Первоматерия” – мысль. “Первомысль” – ничто. На физическом языке – вакуум. Происхождение мира начинают трактовать по парадигме возникновения искусственной реальности: от небытия к бытию. А само бытие – отрицают.

Достоевский говорил, будто красота спасет мир. Теперь вот выбирают королев красоты. Может они и спасут его, этот мир? Как все опошлилось. Красиво опошлилось. Теперь можно сказать: пошло – значит красиво; красиво – значит пошло. Новый счастливый мир: все в нем крашло и посиво.

Красота – это эмоциональное восприятие гармонии. Гармония – это интеллектуальное восприятие красоты. Красота субстанциальна, а гармония функциональна. Гармония и красота относятся друг к другу как мысль и чувство, разум и жизнь. Они враги. Хотя друг без друга у человека не существуют. По мере того, как интеллект истощает жизнь, понятие гармонии вытесняет понятие красоты.

Изучал все возможные восточные культуры. Медитировал. Усердно занимался йогой. И... йогнулся. Теперь в психбольнице.

Видел жертву духовного самосовершенствования. Этот человек вышел к трибуне и выступал в дискуссии с абсолютным спокойствием. Медленно и даже держа руку в кармане. Говорил, предельно владея собой. Настолько, что суть дела ни ему, ни нам была не интересна. Ницше утверждал, что слушают только запинающегося. То есть того, кто волнуется, переживает то, что говорит. Этот же “йог сознания” так навнушался, что сам того не желая, выпал из жизни. Патологическое спокойствие, как вид психотерапевтического отчуждения и потери себя. Духовность и эгоизм, даже духовный – несовместимы.

К вопросу о профориентации: пошел в пожарные, хотя воды боялся как огня. Но... благоденствует: ни в воде не горит, ни в огне не тонет.

Теоретики пекутся о комплексном изучении и воспитании человека. Самые частичные люди (частично, люди) хотят научить других людей быть цельными. Вот уж действительно “бесцельное занятие”.

Всесторонне (гармонически) глупый человек. Круглый! Отличник? Болван? Шар!

Искусство вытесняет жизнь. Литературная критика заменяет искусство. Структурный (научный) анализ убивает литературную критику. Материя превращается в информацию, а содержание жизни – в ее форму(лу).

С. Кьеркегор писал, что ученые не любят, не верят, не чувствуют. Действительно, они только знают, что есть любовь, вера, чувства. Они не переживают мир, а осознают его. Это можно считать психологической характеристикой сциентизма, то есть научного отчуждения от бытия. Чтобы быть объективным, надо исключить все личные пристрастия. Настоящий ученый – “живой убитый”. Как раб, только науки. С жизнью он связан только через собственную плоть. Иногда этого хватает для развития в нем ее понимания. Не способный греть, он становится хотя бы теплопроводным. Понимание – и метод освоения искусственного мира, и условие сохранения остатков человеческого в человеке. Это то, что можно требовать от самого специализированного, самого бесчувственного и “лабораторного” интеллектуала. Именно требовать, ибо без свойства понимания он так же страшен, как всякая вырвавшаяся из-под человеческого контроля техника. Но сколько их, этой “техники”. Все больше.

Сексуальный акт: соединение тел и соприкосновение душ. Дружба: соединение душ и соприкосновение тел. Любовь: соединение душ и тел – континуум реальности. Стыковка миров! Другие способы решения психофизической проблемы, так много обсуждаемой в философии, хорошо выражает русский мат: ... тебя в душу. По-видимому, это должно выражать наивысшую форму превосходства над другим. Ведь сказать: я ... твою мать, значит заявить, что я тебя родил. Но телесно. А тут – самою бессмертную душу! Претензия на Творца Вселенной.

Кстати, о творцах, откуда они берутся. Принято считать, что основное чувствилище человека, источник его душевных бурь и волнений находится в груди. Сердце. (У японцев – живот). Думается, однако, что этот орган расположен все-таки ниже. Гораздо ниже- Да, именно Он (Она). Но это все еще при первом взгляде. Рассуждая философски, источник чувств глубже – “низ”: Почва, Земля, Материя. Тяжесть бытия. Тогда оно нас про-ни-зы-вает.

Разум – порождение жизни. И ее отрицание, ее смертельный враг. Он заставил ее прятаться в самой главной сфере своего проявления – в акте создания новой жизни, стесняться себя в своем воспроизведении. И осуждает, преследует все другие проявления естественности человека, хотя они только ослабленные следствия первого принципиального проявления акта враждебности. Сейчас это достигло апогея, перебросившись на борьбу со всем “нерациональным”, на подавление вещей и материальных отношений информационными, “духовными”. Воспевание духовности переходит в воспевание ментальности и информационности. Идет процесс становления мира на голову. Телесный человек еще нужен, но только как носитель, подставка для ума, без которой сразу не обойдешься.

Разум появился как орудие жизни. Пройдя длительный путь развития, он приобрел самостоятельность. “Отпал” от человека. Он предал жизнь и начинает служить себе. В этом его вина. Перед нами, ибо мы, его носители, все еще живые. В этом наша беда.

Кого любят, того не уважают. В этом нет необходимости, ибо любовь от чувства, а уважение от ума. Чувство соединяет, хотя бы даже ненависть, а ум разделяет, хотя бы даже уважение. Главное условие сексуального успеха: когда Он встает, разум должен выйти. Два зверя в одной берлоге не живут. Трудная задача для современного человека: как вытолкать разум из жизни. Хотя бы на время. Сознание отделяет людей от природы, а самосознание – друг от друга. Подлинный враг любви не ненависть – рефлексия.

Как дух редуцируется к разуму, так любовь сужается до секса, это один и тот же процесс.

Либеральные дурачки разного рода полов и полуполов смеются над фразой, которая была сказана про социализм: “у нас секса нет”. (В точном переводе на русский, секс – случка). Имелось в виду, что существует еще любовь. Это была идеализация. Но по крайней мере и понимание, что хорошо, а что плохо. Что вдохновляет, а что приедается. Теперь не отдают отчета и в этом.

Что самое, самое ценное на свете? Говорим – Человек! Мы способны производить это самое ценное в сотни, тысячи раз больше, чем есть. Но мы отказываемся от производства подобных ценностей, предпочитая создавать ценности не жизни, а ума – вещи и вещества, а не существа.

Миллионы потенциальных существ – на помойках. Там умирают целые миры. Несостоявшиеся галактики жизни.

Стоит ли искать и превозносить смысл во всех наших действиях, когда главное дело бессмысленно – наша жизнь. Но это не должно удручать человека. Жизнь не обязана оправдываться перед разумом. А тут ее заставляют. Если поступать до конца разумно, то предвидя финал, не надо бы рождаться, а родившись и узнав о нем, не стоит жить. Не нужно заботиться и о своем здоровье – зачем наполнять бочку, из которой все равно все вытекает. Ведь это бессмыслица. Однако большинство людей с ней соглашается. И правильно делает. Главное, не всякое знание допускать в чувства. То же самое рассуждение полезно перед лицом возможной смертности человеческого рода.

Для поддержания чувства смысла жизни время от времени надо совершать бессмысленные поступки. Выпадать из него. В Деяние или “в осадок”, хотя это рискованно. Но рассудок ценится на фоне безрассудства. В том числе и свой. Как жизнь – на фоне смерти.

Полнота жизни: уставать – до удовольствия, отдыхать – до отвращения. Жизнь без меры. Опасная, не гарантированная, но живая. Практикуя такую жизнь, важно не перелиться через край – знать меру. Иначе – гибель и возможность остаться в истории Великим человеком.

Никто не сильнее своей слабости. Ведь без слабостей он совсем бес-силен.

Когда пишу об особо мрачных тенденциях развития, втайне надеюсь, что преувеличиваю, что это только возможности, а реальных фактов еще нет. Но что сказать, когда читаешь такие сообщения: “Любопытный аппарат относительно недавно предложили японские изобретатели. Это небольшая коробочка с источниками питания, вся напичканная электроникой. Специальный датчик, через который проходят высокочастотные импульсы, прикрепляют к корню полового члена. Включаете прибор – возникает стойкая эрекция. Интенсивность импульсации столь высока, что способна вызвать оргазм с эякуляцией и без участия женщины. Один из обладателей этого аппарата заметил, что ему теперь даже не надо ждать прихода жены с работы”. (“Летний вояж”. Дайджест эротической прессы. Издатель: ТОО “Наш вариант”. 1992. С. З.) Техносексуализм. И больше сказать здесь нечего. Бесполезно и возмущаться. Помолчим – над тем, что когда-то было человеком.

По радио сообщили, что если в последние дни над Москвой стоял туман и пахло гарью (жара, горят леса), то сегодня небо очистилось. Это сделано метеослужбой посредством пропускания сквозь атмосферу электрических разрядов и распыления каких-то химических частиц. Что тут сказать? Просто нет слов. Публично демонстрируется самое дерзкое экологическое преступление. Ведь если в Москве вызвали дождь (или солнце), то их не будет в Подмосковье или прочих ближайших городах. Или в полях. Очевидно, что подобные слепые воздействия запутывают все, ибо атмосфера принципиально нелинейная система. Возникает климатический хаос. Больше не надо сетовать на странности погоды, небывалые засухи, вихри и т.п.

Это экологическое хулиганство тем более отвратительно, что было вызвано политическими мотивами. Была годовщина так называемой победы так называемой демократии над так называемыми путчистами. Объявили праздник, митинг, по случаю чего и захотели “освежить воздух”. Понравилось. Потом еще несколько раз “освежали” по разным поводам. Вводят в норму. Как символично это корыстно-суетное отношение к природе! После таких решений экологическое движение можно “закрывать”. Оно, как оказывается, ничего не дало людям в плане понимания их действительного положения. Им, по-видимому, уж ничем нельзя помочь.

Возразить против такого вывода можно только одно: это технофобия. Автор “мисолог”, ненавистник разума. Но ради бога, укажите на ошибку, уличите во лжи. Или надо прекратить думать, пользоваться этим разумом. Потерять душу и перестать чувствовать. Пока не могу.

Личность – это человек с определенным артиклем.

Гуманизм – любовь к человеку. К конкретному. А если любовь к человечеству? Ко всему? Уже скользко, ибо все подлости и преступления совершаются под этим лозунгом – любви к человечеству. Но скоро может наступить еще более опасное время, когда о любви к человечеству и человеку не будут даже говорить. Потихоньку перестают. Не модно.

Человек – воплощенное противоречие. Двигаясь между Сциллой желаний и Харибдой долга, он всегда выбирает. Чтобы идти посредине, он выдерживает напряжение их борьбы, и пока ему это удается, он субъект самого себя, свободен и нормален. Пройти посредине, избежав Сциллы и Харибды – это значит суметь “не влипнуть” ни в одну из них, сохраняя возможность перемен. Это удается сильному, слабый либо остается прибитым к одной стороне, либо избегает жизни, держась пошлой середины. Пошлая середина потому пошла, что не знает крайностей. Настоящая середина – стрежень. Он же и стержень жизни – смысл.

Самый опасный яд – сладкий, доставляющий удовольствие. Наиболее страшное зло всегда выступает в форме блага. Тогда его называют коварством. Но это внешние формы зла. Самый коварный яд тот, который вырабатывается внутри организма, это трагическое зло, вытекающее из блага, являющееся его второй стороной. Таково коварство прогресса, таковы его достижения. Улучшая и продлевая жизнь человека, они “снимают” ее.

Вещизм, мещанство, накопительство, могут быть не только материальными, но и духовными. Тех, кто любит путешествовать, ездить, смотреть, читать – потреблять культуру, тоже надо считать мещанами, если они не отдают ничего соответственного другим. Тех, кто плюет на справедливость и заботится только о себе. Отдающий себя делу, детям, другому человеку, много работающий, пусть даже менее знающий и информированный, не посещающий музеи и выставки, заслуживает гораздо большего уважения, чем эти духовные тунеядцы, гордящиеся своей культурой, начитанностью и интеллигентностью.

Разум – это кинжал, воткнутый в тело человека. Образовалась рана – его душа.

Говорят: торгует собой, продает собственное тело. Но не говорят: торгует своей душой. Потому что душу можно продать всего один раз. Больше она не возвращается. А главное, ее нельзя купить. Продать можно, купить нельзя – что за рынок! Душу только отдают – Богу. А продают – Дьяволу.

О потере смысла жизни человеком говорят как о чем-то вроде психического заболевания. Вот мол как важен интеллектуальный аспект существования. На самом деле за потерей смысла жизни обычно стоит потеря чувства жизни, того бесцельного и бессмысленного ощущения бытия, радости от него, которые дают мотив к деятельности, в том числе умственной. Последняя, разросшись, как раз и подавляет свой источник.

Алкоголизм, неврозы, многие формы преступности являются следствием того, что человек не справился с противоречием: жить страстями и быть выше их.

Стрессы и депрессии – это результат гипертрофии духа в ущерб телу, продукт перерастания психики в сознание, сознания в самосознание. Настоящее личностное (и личное) богатство человека в его способности к любви. Только любящий – не боится. И стрессоустойчив. Этого богатства все меньше. Особенно у богатых. Новые бедные.

Кто верит всему, что говорят другие люди – обычный, нормальный человек. Простой и честный.

Кто догадывается, что они на самом деле думают и чего хотят – человек проницательный. Умный, хитрый.

И только кто понимает, что слова людей значат помимо их воли и желания, какие объективные тенденции и обстоятельства жизни через них выражаются, тот философ. Человек мудрый.

Как-то один человек давал советы “за жизнь”: если Вам плохо и преследуют неудачи, помните, что это пройдет. Если Вы радостны и вам везет, пройдет и это. Повторяя царя Соломона, слыл он мудрым и всем его слова казались глубокими. А по-моему в них только ум. Мудрый должен сказать: если Вам плохо, помните, что это пройдет. Если Вам везет и вы счастливы, живите, будто так будет всегда. Но это поведение почти сверхчеловеческое. Пре-мудрость.

Еще недавно говорили о формировании всесторонне развитого гармонического человека. Какой вздор! Человек распадается даже как целое, как единство тела и духа, выражением чего была душа. Вместо души – чистая мысль и голая чувственность. Робот и животное. Совершенствующийся робот и слабеющее животное. С распадением души утрачивается способность к любви. Тем самым утрачивается аура жизни, ее магнетизм, разлитость жизненного начала в теле и вокруг его. Чувственность сосредоточивается на физиологическом уровне и конкретном органе. Потому людям так трудно сближаться. Они одиноки, ибо их влечение не имеет силы выйти вовне, проникнуть в другого человека, который в свою очередь, тоже не имеет души и ауры. Двигаются рядом как размагнитившиеся куски железа. Заняты духовной мастурбацией, а ее результаты поверяют книгам и “публике”. Это же одна из причин “извращенности” человека. Гомосексуализм, феминизм, травестизм – любовь к себе, перенесенная на другого. Вместо любви к другому. Сексуальной энергии для преодоления аутизма и взаимной отчужденности хватает только на ближайшее состояние – лиц своего пола. Или на себя. Самолюбы, гомолюбы.

Однако, просто осуждать это – поверхностно. Для большинства “извращения” не прихоть, а суровая необходимость. Иначе – невротизм, непрерывная боязливость, алкоголизм, секты, ранние инфаркты и даже смерть.

Ставят разные, самые причудливые диагнозы. А он один – самоотравление желанием. В этих обстоятельствах некоторые опускаются до решения жить. Другие просто опускаются. Заранее.

Что делает людей по-настоящему друг другу близкими? Генетически, близкий – это тот, кого можно об-лизать. Если вам (вас) некого (некому) облизать, у вас нет близких. (Поцелуй – краткое, символическое обозначение близости. А когда долго целуются, то говорят – лижутся). Что касается социальной близости, то она возникает из общности положения, дел и вытекающих отсюда переживаний – общности судьбы. Вот почему самоценны привычка, привязанность, составляющие ядро дружбы, да, пожалуй, и любви. Действительно, что за дружба и любовь, когда заранее знаешь, что в любой момент ты будешь не нужен. Это только влечение или “интерес”. Связь “на время”. “Семья” по контракту. Западное общество: дружелюбно улыбающиеся, глубоко чужие друг другу люди. Flash smile, “бизнес-улыбки”. Внешнее расположение как бы компенсирует внутреннюю самодостаточность, когда человек зависит только от себя. Прежде всего в труде, который все больше становится умственным. Для ума нужно общество, а не люди. Конкретный человек нужен для души. А душа в техническом мире фактор брака, которым постепенно становится и сам человек. Со всем своим умом.

Вот еще одно диалектическое коварство жизни. Доверительность общения, которой так жаждут люди, включает в себя ядро саморазрушения. Доверительность предполагает сохранение тайны. Но доверительность с другим человеком требует не таить ничего. Нельзя иметь доверительное общение со всеми людьми. Ложь – неизбежный элемент жизни.

Все интимное – любовь, порок, преступление скрепляется тайной, тем, что знают только причастные. Есть более широкие группы интимности – тайные общества. Тайна объединяет, снимает отчуждение между посвященными в нее. Возникает связь, которой так не хватает людям. Преодолевается механистичность существования, его скука. Иногда такая потребность реализуется через “мафию”. Но все это только у достаточно сильных душ. Большинство раскаивается, боится, что “влип”. Однако человек, у которого не было тайн – пустой.

Тайна противоположна секрету. В секреты играют, ими делятся, а от тайн сходят с ума. Тайну, если употреблять это слово строго, знает только один – сам человек! Когда min двое – это секрет. Преодоление невротизма: превратить тайну в секрет. Тайна здоровой жизни: никаких тайн, одни секреты.

По мере сил я стараюсь всегда говорить правду. Сбрасывать маски с себя и других. По мере сил я стараюсь лгать. Хранить тайну. Свою и чужую. Плохо, когда нет сил ни на то, ни на другое. Это – слабодушие.

Но что значит быть сильным? По крайней мере, в наше время. Это значит – уметь приспособить(ся). К человеку, к ситуации. К эпохе. Только не надо понимать это упрощенно, этически. Приспособляясь важно остаться. Собой. В этом сила. В идентичности.

Одинокий человек: если его бьют, некому пожаловаться, если победил, некому доложить о результате. Он живет сам с собой. Психологический онанист.

Могу ли я сказать, что у меня есть друг? Нет. Только другие. И так у большинства. Все друг другу – другие. Мы теперь даже не товарищи. Слово не зря выпало из обихода. Мы теперь жители, мы население – гражданское общество. Но я не гражданин. И все еще встречаю неделовые, “негражданские” взгляды. Взгляды общения. Реальной дружбы нет. Но сохранилась потребность в ней. Любить людей, созерцать их как собак, траву, воду и прочую природу – это греет. Значит жизнь еще теплится.

И совершенно нагло, не считаясь ни с какими социальными нормами, мечтал. Между прочим, я долго себе не мог этого позволить. Скорее всего, мне повезло. Полная свобода воображения, у кого оно есть, очень опасна. Или не повезло. Упущена возможность для поступков. Один миг, один час жизни человека может сделать его судьбу и может стоить судьбы. Это час – Поступка.

Есть вещи, о которых можно лишь думать, но не говорить. Есть вещи, о которых можно говорить, но не делать. Есть вещи, которые можно делать, но о них не следует ни говорить, ни думать.

Самая трудная проблема для человека не в том, чтобы думать, а в том, чтобы не думать. Я думаю, что не думаю.

Всякий человек боится нарушить какой-то запрет. Мучается этим. Но запреты для людей разные. Каждый имеет свой. И нарушает его по-разному. Один, вопреки приличиям, внезапно уходит не попрощавшись. Другой, задумав убийство, долго колеблется. Первый совершает решительный поступок, но ведь он дитя, второй – нерешительный, но ведь он – бестия. Недо- или сверхчеловек? Крайние полюса отношения к социуму: безвольная преступность или дерзкая невинность. Средний человек как всегда посредине. Русское слово “средина” переводится на латынь и язык науки как “норма”.

Болезненное напряжение в отношении некоторых возможностей возникает от сознания невозможности их осуществления. Но когда, хотя бы раз они осуществляются, человек становится либо их пленником, либо его напряжение нормализуется до “интереса”, до взгляда со стороны и расчета ситуации. Тогда говорят, что он перестал быть невротиком – выздоровел.

В утешение тому, у кого рухнули далеко идущие планы: человек не знает, что ему будет лучше.

В предостережение тому, кто достиг заветной цели: человек всегда найдет повод для страдания.

Утреннее сожаление об упущенных возможностях: ах, если бы я знал что это сон, то кончил бы дело по другому.

Структурный состав многих поступков (героя и авантюриста, например) одинаков – это выход за пределы принятого. Но в нравственно противоположные стороны. У их поступков только разные знаки. Во всяком развитии есть элемент риска. Есть вообще “риск развития”, без которого настоящего развития нет. Стремясь получить гарантии от плохих последствий оригинальности, общество убивает оригинальность. Или позволяет ее по пустякам, как “оригинальничание”.

Подлинных вещей, оригиналов в мире совсем немного, большинство – копии, результат тиражирования. Также среди людей.

Счастье: прожить жизнь со смыслом, ощущая это в течение жизни. И прожить дольше – “натворить больше”, пропустить через себя больше энергии, а не просто по календарю. Человеческое существо должно как можно полнее использовать заложенные в нем возможности и “взять от жизни все”, поскольку “один раз живем”, но это не значит прожигать жизнь, а значит до конца исчерпать отведенное природой время и всесторонне развить свои потенции. Быть счастливым – нравственно, это важнейший долг человека, который правда, не все выполняют.

Говорят: с ним случилось несчастье. Но ведь бывает и по-другому. С человеком случается счастье. Отчего же считают, что оно к нему “приходит”. Видимо все мы надеемся, что это не случай, а некий закон.

Звери и дети – самые счастливые существа, с умилением говорят взрослые. Несчастье, однако, в том, что звери и дети не знают об этом. Так и все счастливые почти не знают о своем счастье. А узнав, начинают бояться за него. И счастье кончается. Знание – враг счастья. Чем больше образованных, тем больше несчастливых? Нет, это было бы сильно сказано. Мы не несчастные, мы – бессчастные.

Люди действуют либо от недостатка, либо от избытка.

Чего угодно. От нарушения душевного равновесия (равно-душия), к которому обычно стремятся как синониму покоя и счастья. К такому счастью надо стремиться, но не достигать. Кто всего достиг – тот все потерял. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не согласен. Искренно смеется первый. Хохочет. Последний – хихикает.

Интеллектуал: все его чувства отравлены мыслями. Настоящее поражено будущим. Он потерял нечто очень важное для жизни – способность к легкомыслию. Его физическое тело живет в силу инерции ибо тяжелее х... он ничего не поднимал. Гляди того не сможет и это. Всегда озабочен, однако не столько реальными, сколько возможными проблемами. Виртуальная проблематизация мира – таков результат развития рефлексивных способностей человека. Существование в потенции, прежде чем перестать существовать вовсе.

Но тут навстречу радостно выбегает наука. Эстафета принята. Компьютерное сканирование личности, искусственный интеллект, саморазвитие информационных комплексов. “И примешь ты смерть от коня своего.”

Если человек не увлечен никакой деятельностью, у него всегда что-нибудь болит. Не беспокоящийся о мире, беспокоится о себе. И в этом беспокойстве себя утрачивает. Немало людей, которым можно поставить диагноз: болен здоровьем. Довольно опасно. Такой выздоровеет лишь после смерти.

Человек устает прежде всего от самого себя. Зря осуждают эгоцентриков. Это большие труженики.

Нигилист – человек, который считает себя абсолютно свободным. Принцип вседозволенности. Аморален и циничен. Сверхличность. Герой. Преступник. Дьявол.

Конформист – человек, который не свободен ни в чем. Функция официальной морали. Тотально отчужденная личность. Обыватель. Раб. Ангел.

Реалист – абсолютно свободен в мыслях, относительно свободен в чувствах и ситуационно свободен в поступках. Принцип моральной автономии. Всегда движется между пропастью нигилизма и стеной конформизма. Как только останавливается, падает “туда” или “сюда”. Интегрированная личность. Творец. Человек.

Хотят обычно то, чего нет. Это естественно. Странно было бы хотеть того, что уже есть. Также странно хотеть то, что можно. Подлинно хотят того, что нельзя. Запретного. (См. первородный грех Адама и Евы; о единственной закрытой двери в сказках и т.д. в жизни). Таким образом, все заветные жизненные стремления – греховны. Сильные – преступны. Отсюда центральная роль греха в религии и преступления в обществе. Проблема борьбы с ними. С желаниями, с искушениями. С дьяволом. Дьявол – это мифо-идеологическая манифестация искушений нашего Духа. Ведь он – падший Ангел, давший волю страстям. По-стра-давший.

Лев Толстой однажды сказал, что люди, побывавшие под судом, приобретают благородное выражение лица. Лев Шестов расширил эту мысль “до обратного”: благородное выражение лица признак того, что человек побывал под судом.

Думается, он банализировал мысль Толстого, тоже недостаточно решительную. По сути можно сказать так: благородное выражение лица имеют люди, способные на преступление и на подвиг. И совершающие их, хотя бы мысленно, в намерениях. А если на деле, то это зависит от соответствия характера деяния характеру деятеля. Силе его духа.

В одних случаях грех разрушает личность, делая ее мелкой и скользкой. В других – способствует ее росту и возвышению. Второе возможно, если поступок соответствует внутренней силе индивида. Преждевременность вредна, и до 16 (25, 40, 60) лет многое нецелесообразно даже знать, не говоря о том, чтобы делать. Также и после 16 (25, 40, 60) лет кое-что надо уметь забывать.

Предпосылкой благополучного переживания проступка является предварительный труд души. Право на грех надо заработать. Вы-стра-дать.

Что касается преступления: “Тварь я дрожащая или право имею”, то ситуация Раскольникова должна интерпретироваться конкретно. Однако я не хочу говорить об этом. Права не имею. Право на преступление имеет только гений. Талант может позволить себе грех. Другие должны грешить и преступать без о-прав-дан-и-я. Переживать чувство вины. Есть ли на свете мужество, каждый решает сам. А кто есть кто и объективную меру дозволенного ведает Бог: Мне отмщение, Аз воздам.

Безгрешные люди обычно нетерпимы и злы. Доброта и прощение вырастают из оправдания собственных грехов.

Зло и нетерпимость – грех. Потому первые не безгрешны. Грех – это зло. Потому вторые не добры. Божественно-дьявольский принцип дополнительности.

Всегда доброго не всегда уважают. Или даже всегда не уважают. Доброй натуре надо культивировать зло.

Ведь человек как лекарство, если безвреден, то бесполезен. Пусть будет больше полезно-вредных людей.

Спутник варварства – наглость. Спутник культуры – подлость. Прогресс нравственности: от наглости к подлости. А что потом? Ни того, ни другого. Лгут на голубом глазу. Естественно. Как норма. Это “высший пилотаж” – (без)-нравственности, по ту сторону добра и зла. Потусторонние люди!

Теряет дни, транжирит время – жизнь без ума; считает минуты, время – деньги, жизнь – без чувств. Все бегут, все спешат, физически и духовно: неблагодарное время, когда нет времени на благодарность. Даже Богу помолиться – некогда. А когда остановится, упадет как с велосипеда. Вышел из игры. Либо в жизнь, либо в смерть. Отыграл-ся.

Что такое образ жизни среднего активного обывателя, затюканного работой или запуганного безработицей и прочей социальной суетой? Это когда образ есть, а жизни нет. Образованные! Пожизненное образование, образование как бытие, – таков девиз XXI века. И множество людей везде хотят успеть, появиться, высказаться, опубликоваться. Хотят, чтобы их стало больше. А получается меньше, так как мель-ше. Мель-тешат. Чтобы было больше, надо стать меньше. Чтобы дальше распрямиться, надо сильнее сжиматься. Концентрация! Не успеют оценить? Ну и что. Зато “крепко жил”. Количества так много, что его как бы и нет. Фон. Пора уж слушать молчание. И выделяться “недеянием”.

Много думали, писали, но ничего примиряющего с ней не придумали. И не придумаешь. Примирить жизнь со смертью невозможно, как бы ни исхитрялся, ни ловчил наш разум. Говорят, что когда много проживешь, то как индийский слон, довольный, пойдешь помирать. Но что из того, что мне потом возможно захочется умереть. Ведь сейчас я не хочу такого времени, когда захочу умереть. Представлять, что человек не умер, но не хочет жить, это все равно значит, что он умер раньше смерти, потеряв волю к жизни, сознание и желание ее. И жалко становится человеку себя перед такими перспективами (благоприятными) и страшно старости. Также жалко все человечество с его страстями, удовольствиями, борьбой, красотой – со всем, что связано с биологической основой, жалко, что ему суждено замениться на более умные, точные, мощные, бессмертные сгустки разумной материи, которые мы называем сейчас машинами.

Раньше о людях говорили: бессмертные души и бренные тела. Оказывается, может быть иначе: души гибнут раньше. От людей остаются функциональные оболочки. Они и действуют. Гуманоиды.

Я – результат ночной случайности. Так мы приходим в мир без всяких оснований, а уходим с неизбежностью. Смерть – единственное правило жизни, которое не знает исключений.

Все время толкуют о смысле жизни. А в чем смысл смерти? Без ответа на второй вопрос нельзя понять первый. Это один вопрос. Смысл нашей жизни придает смерть. Бессмертие сразу сняло бы смысложизненную проблематику. Оно – бессмысленно. В свою очередь смерть получает смысл через жизнь. Жизнь – это 1 (единица). Смерть – это -1 (минус единица). Плюс дает смысл минусу, а минус – плюсу. Жажда бессмертия – это жажда бессмысленного бытия. Бессмысленное человеческое бытие = небытию.

Смерть перестала быть социальным событием. Вообще – событием. Помнят два дня и то ближайшие родственники, и то если не напились транквилизаторов. А если напились сразу, то забывают кого хоронят и озабочены только тем, как бы скорее завершить это тягостное мероприятие. Другие мельком, про себя отмечают, что вот еще один человек ушел на кладбище. И то, если он из своего подъезда. Или скажут: ах да, Вы слышали, такой-то умер. Да-да, как жаль. Смерть близких не афишируют, напротив, ее стесняются. Даже крышки гроба перестали выставлять. Плакать по покойнику неприлично. Это, как говорят на Западе, “потеря контроля над чувствами”. Похоронных процессий больше не видно. Но это паллиативы. Принципиальное решение – отправлять умирать в особые дома. В хосписы. Умер “на руках плачущих специалистов”. Оттуда прямо в могилу. Вернее в урну. (Какое точное слово.) Чтобы в квартире не было ни больных, ни мертвых. Это не функционально. В общем, люди теперь не умирают. Они – исчезают. Про-пал (без вести). Так странно осуществляется мечта человечества об избавлении от смерти. Избавляемся в сознании. Но если не событие смерть, то не событие и жизнь.

Никто не живет вечно. Даже звезды. Чего тогда стоят разговоры о бессмертии человека. Это понятие с пустым объемом. В случае достижения непрерывности сознания путем “переписывания” его на другой субстрат, индивидуальность сознания теряется во времени. Бессмертие станет возможным, когда некому будет умирать. Не будет индивидуализации жизни. Другое дело, что еще слишком мало людей доживает до смерти. Стремиться к тому, чтобы от свечи не оставалось огарка – вот ближайшая и реальная задача человечества. А на все сетования о бессмысленности жизни надо сказать: жизнь не обязана оправдываться перед мыслью.

Наступление цивилизации на жизнь сопровождается усилением выступлений против смерти. Распространяется идеология бессмертия: надеются на него, призывают к нему, проектируют его. А в сущности, все это проявление абиотических тенденций развития, их превратное осознание. Ведь смерть входит в содержание жизни как самый глубокий и фундаментальный фазис ее обновления. Жизнь и смерть – две стороны одной медали. Стирать медаль можно с любой стороны. Наиболее коварное и завуалированное стирание – с тыльной. Смертный человек готовит себя к замене бессмертным разумом. Но перед тем, как стать бессмертным, разум должен стать безжизненным. Что и происходит сейчас на деле. И что выражается в идеологии бессмертия.

Человеческому роду угрожает не смерть, а бессмертие .

Думая о последствиях, нельзя совершить ни подвига, ни преступления. Настоящие поступки не просчитывают. Они бездумны. И вообще, возможно, что самые главные вопросы жизни надо решать жребием. Как древние.

Совершить поступок – это что-то нарушить. Нарушить в этом мире. Смелый – значит преступный. Настоящие преступники талантливы, настоящие таланты преступны. Почему их не судят? Свои преступления они совершают в сфере духа.

При современном состоянии сексуальной морали, муж, который не изменяет жене, подозрителен. Скорее всего, он “неполноценный”. Или (не) любит (не) женщин. Короче говоря – ненормальный. Аморальный.

Мой упрек жене в лучшее время наших отношений: нехорошо быть такой хорошей. Я чувствую себя “грязным типом”.

Совет мужу сварливой жены: терпи днем, если нетерпелив ночью.

Совет невротику: если боишься выздороветь, то хотя бы не лечись.

Совет неопытному: остерегайся людей, ведущих хищный образ жизни.

Однажды я понял смысл выражения “стоять на ушах”, но для тех, кто не стоял, пусть это останется загадкой. Ее можно включить в тест на “на-стоящего человека”.

В близкой совместной жизни люди испытывают друг с другом всю гамму чувств. От любви – до ненависти. Стремиться только к “счастью”, значит хотеть розу без шипов, климата без погоды, быть духовным потребителем, брать только одну сторону жизни – хорошую. Быть сладкоежкой. Близость же, как все на свете, имеет тень. А многие хотят только солнца. Пляжники. Потом уж не умеют быть близкими нигде, ни на солнце, ни в тени. Самолюбив(м)ые.

Что лучше – иметь твердый взгляд или твердые взгляды? Я бы предпочел первое, но имею только второе. Да и то не всегда.

Люди обладают разными лицами (харями, харя(а)ктеристиками). А значит и характерами. Одни твердым, другие жидким, а некоторые – даже газообразным. Самый счастливый – пластичный, со свойством приспосабливаться, сохраняя себя. Но не хамелеон. Протей.

Удачливый человек, это когда не он что-то находит, хотя бы например, грибы, а когда они его находят. Попадаются. А неудачник – сам “попадается”. О деятельности таких людей можно сказать: суетится как рыба в колесе и бьется как белка об лед.

Человек должен стремиться к другому человеку. Специалист должен вырываться за пределы своей профессии. Человек духа – к предметности, предметный человек к рефлексии. Интеллигент – к народу, человек из народа – к образованию. Все живет другим. То, другое – материя, среда и почва этого. Любая замкнутая на себя данность – умирает.

В любом споре по вопросу “кто лучше” нравственная сила за тем, кто не боится сказать, что он хуже. А старше тот, кто отдает и уступает. Берущий всегда немного ребенок. Брать – радость чувств. Дарить – радость духа.

Гляжу на своего Филю и других знакомых собак: животные обретают душу. Параллельно тому, как у людей она распадается на интеллект и физиологию. А тот, у кого она остается, “по душам” может пообщаться только с псом. Недаром их так много заводят. “Для души”. Полно семей, в которых только одно живое существо, да и то собака. И любой непредвзятый наблюдатель должен признать, что большинство собачьих лиц благороднее человеческих. Взгляд тоже глубже и внимательнее. Мудрее, наконец. А сколько людей с мордами и пустыми глазами. Поневоле задумаешься, у кого на самом деле лицо.

Хвост – улыбка собаки. Люди, истуканы вы этакие, виляйте хвостом друг другу.

... И все-таки, нет! Человек не хуже собаки, нет, не хуже! Он тоже чуткий и красивый. Бывает. Которого хочется любить. Иногда.

Люди могут гордиться чем угодно: количеством выпитого вина, любовниц, краж, даже убийств. Гордятся болезнями. Как-то на остановке две старушки, с трудом скрывая удовлетворение, делились высокими цифрами своего кровяного давления. Нет такого зла, которое нельзя посчитать благом и оправдать. Даже смерть всего человечества. Даже превращение человека в роботообразное.

Призыв современной западной цивилизации: главное – спокойствие. Призыв ушедшего Востока: главное спокойствие души. Это противоположные девизы. Овладение вторым автоматически дает первое. Овладение только первым (keep smile ) разрушает второе. Улыбающиеся нервы – вот состояние одних. Радостное бесчувствие – состояние других. И все “с состоянием”. Или стремятся к нему.

Запутавшимся в обстоятельствах людям легче иногда уйти в мир иной, чем сменить эти обстоятельства профессию, жену, работу. Они готовы сменить мир, но не его детали. Такие вот мы бываем узкими и трусливыми. А надо-то всего – перейти в другую колею, по которой тоже едут миллионы людей и считают себя вполне благополучными. Объяснение самоубийств “потерей смысла жизни” не глубже объяснения причин разводов “несходством характеров”.

По статистике, среди потонувших, тех, кто умел плавать всегда больше, чем кто не умел. Вторые не лезут в воду. Так в любом деле. Жертв больше всего среди полупрофессионалов. Так мы плаваем по жизни вообще. Полно “утопленников”. Нежить и утопленники. Много барахтающихся. И только кое-кто – пловцы.

Человек – субъект жизни. Тот, кто подавив инстинкты, получил душу.

Интеллигент – субъект культуры. Тот, кто утратив душу, обрел духовность.

Интеллектуал – субъект науки. Тот, кто истощив дух, остался с “менталитетом”.

Менталитет – средостение между человеческим сознанием и искусственным интеллектом.

Его носитель – “человеческий фактор”. “Здравствуйте факторы, молодые, незнакомые,” – говорю я своим знакомым компьютерщикам. Хорошие парни. Но головой и сердцем торчат уже в машине. В жизни только нижняя часть туловища – ноги и орган прямого продолжения этой жизни. Компьютерные вирусы поражают не столько другие компьютеры, сколько компьютерщиков, делая их вялыми, безразличными к “внешнему миру”, к другим живым людям. Жалко их. Но пожалеют ли они нас, когда будут совсем бесчувственными, нас, кто еще останется с душой и похожим на человека?

Поехал “за границу”: все радует глаз, но не трогает душу. Это любопытство. Вернулся на родину – наоборот. Это любовь. Вот почему я не завидую добровольным эмигрантам, их богатству, комфорту. Светит, да не греет. Космополиты, либералы, технократы и другие “беспочвенные” – это люди, теряющие чувства, сначала любви, а потом чувства вообще. Сначала к природе, родине, а потом к близким, к человеку. Душа-то одна. И она у них – усыхающая. Превращается в Разум. В рацио. В калькулятор. “Я бамбук, пустой бамбук, я московский пустой бамбук” (Песня-96).

В молодости тянет туда, где не был. В зрелости едем куда нужно. В старости туда, где жил и что знал. Интерес смещается в область памяти. В конце пути не живут, а вспоминают как жили. “Мемуарное состояние бытия”.

Благополучный человек. Не ввязывался ни в какие события. Прожил долго, но мало. “Долгонежитель”.

Обладает ли человек тем, что не тратит? Вряд ли. Он только “имеет”. Дольше ли живет тот, кто “бережется”? Вряд ли. Он только существует.

Есть время, когда человек получает радость от разнообразия и есть время, когда он получает ее от постоянства. Время молодости, время старости.

... Только после 40 лет я стал думать, что старики тоже люди. И теперь, читая студентам лекции по философии человека, чтобы преодолеть их юношеский шовинизм, я обычно говорю: есть только один способ избежать старости – ранняя смерть. То есть погибнуть. Надо полагать, Вы этого не хотите. Значит, желаю Вам счастья стать лысыми и седыми, в морщинах и с искусственными зубами, забывчивыми и бестолковыми. Итак, будущие склеротики и маразматики, не умирайте здоровыми, пусть ваша жизнь окажется долгой и плодотворной.

Да. Как воплощение духовных ценностей, она превращается в традицию. Что-либо новое рождается теперь только в виде техники и технологии. Проявлением этого процесса на “человеческом уровне” стал исход из культуры мужчин. В книжной литературе, классической инструментальной музыке, живописи все больше женщин. А парни с детства, заклеив уши плеерами, толкутся у игральных автоматов, сочиняют техномузыку, “рисуют” на компьютерах; став “хакерами” грабят банки; “по работе” же опутывают землю и космос все новыми и новыми программами, и наконец изобрели другую, виртуальную реальность. Открыв какую-либо аппаратную комнату, вы всегда увидите десяток молодых затылков в задумчивости сидящих перед своими машинами. “Программируют”.

Потеря какой-то сферой мужского элемента верный признак того, что внутренне она надломилась. Но вот недавно на вокзале в толпе облепивших игральные автоматы пацанов я видел трех девочек. Значит, в техническое творчество пошел второй эшелон и скоро культура совсем останется без носителей. Она превращается в наследие. Становится памятью. И существует как отдельные вкрапления в сплошь искусственной среде. Как пережиток среди High Technology, хай тек, – высоких технологий, только технологии эти игровые, а не производственные. Универсализация культуры, происходящая сейчас в Европе, да и во всем мире, состоит в том, что она превращается в технику. Культура заменяется тектурой.

Технократы и космополиты, бывшие певцы свободы, теперь воспевают стандарт. А у тех, кто ему сопротивляется и хочет сохранить свою веру, национальность, Родину, пол, наконец – “невроз своеобразия”. Вот как они заговорили. Мир становится Западом. Закат культуры. На восходе XXI века.

Приобщился к психоделической культуре, пережив измененное состояние сознания. Открывается подлинно экзистенциальное измерение бытия, начинаешь понимать его самый глубинный смысл. До бессмыслицы, когда Все предстает как Ничто. До тошноты, без которой его трудно выразить. Я выразил два раза. Но “не приобщенный” читатель это все равно не поймет. Единственный теоретический вывод, который можно сделать из такого постижения реальности состоит в том, что “все дело в концентрации”. От нее меняются миры. Все дело в концентрации.

А дело самого перехода в психоделическое состояние было в том, что я красил закрытую комнату. Это было мое первое столкновение с наркотиками как оружием массового поражения. Оно действительно массовое, так как находится на наших стенах. Мы им окружены. Теперь я бы принял участие во всемирном движении за запрещение масляных красок. И почти всей современной химии. Но к этому почти никто не присоединится. Бедные мы люди – маляры, всю свою жизнь красим, чтобы стала красивее, а потом оказывается, что краски были ядовитые.

Помогая человеку пилюлями благополучия, давая транквилизаторы, можно прийти к полной неадекватности реагирования на среду, инициирующую болезненные состояния. Неадекватная реакция характерна для сумасшедших не только буйных, но и блаженных, довольных. Все скверно, а он смеется (раньше без таблетки, а тут таблетку принял). Он не преобразует мир, не улучшает его, а приспосабливается к нему. До каких пор?

Считается, что быть аскетом и стоиком в обычной жизни очень трудно. Нужна огромная воля. Может быть и трудно – но просто. Отдаваться одной стороне существования – воле, уйти от противоречия проще, нежели выдерживать напряжение борьбы его противоположных сторон, чувства и воли, ума и страсти. В аскетизме всегда есть элемент трусости, боязнь жизни. Настолько, что борющиеся с плотью монахи старались не спать: “во сне можно согрешить”. Аскеты – это культуристы духа. Сюда же относятся без конца “самосовершенствующиеся” – сидя на полу и в разных позах. Как и рекордсмены бодибилдинга, они – “надутые”. Это все-таки слабость, хотя в образе силы.

Верующий поклоняется чему-то высшему и лучшему в сравнении с человеком – Богу. Настоящий атеист тоже должен верить в лучшее и поклоняться высшему но в человеке. Идеал такого человека был задан давно Христос. Так что нужно – христианский атеизм? Или гуманизм? Для европейской культуры, это, наверное, одно и то же.

Христианство и другие религии – идеология человека как слуги Бога.

Гуманизм – идеология человека как самостоятельной Личности.

Просвещение – идеология человека как субъекта Деятельности. Актора.

Постмодернизм – идеология человека как элемента Техники. Человеческого фактора.

Обычно считают, что чью-то сложную работу может оценить только специалист. Но не менее верно, что подлинно новаторскую вещь может оценить только неспециалист. Предвзятость – порок (и порог) любого специалиста.

Чем отличаются сциентисты от гуманистов? Первые самоубийцы и сами роют себе (правда, и другим) яму. Они – могильщики человека. Гуманисты – его терапевты и плакальщики. В отношении и смыслах между ними огромная разница – и никакой разницы в результате.

... В философии науки пошли двусмысленные толки об Апокалипсисе. Это мол только “обновление”. Ах эти ученые обыватели! Уже торопятся согласится с антропологической катастрофой.

Разное отношение к миру: аскеты, эпикурейцы, мизантропы, стоики. Вот еще одно: “в жизни надо все попробовать” – сказал один подвыпивший мужик в поезде. Этот тезис может означать целое направление в философии. Как его назвать? Этика вседозволенности? Философия свободы? Скорее всего “идеология разложения”. Она привлекательна тем, что отвечает духу постмодернистского человека, утратившего какую-либо иерархию смыслов. Не худший способ отношения к миру, если его практикует биофил. А если некрофил? Технократ? Тогда страшно.

Поступать как хочется – вот в чем действительная свобода человека. Все время поступать как хочется – вот рабство, в которое он попадает, если не может свободно ограничиться. Порок это страсть, ставшая неотвратимой. “Свободен первый шаг, но мы рабы второго” (Гете). Но шагаем за свободой. Все быстрее и дальше.

Самая простая и глубокая игра, которую знают люди – в прятки. В нее можно играть даже с собакой. Собака не только ищет, но и сама скрывается за препятствиями, выглядывает, ждет, когда ее найдут. Это самая философская игра: был – и вдруг нет. Явился – исчез. Куда уж “бытийней”. Люди всю жизнь в нее играют. Друг с другом, сами с собой, с жизнью. Явился – исчез.

Всегда хотел казаться лучше, чем есть и никогда не был самим собой. Так был ли этот человек вообще?

Был честолюбив, энергичен, суетился всю жизнь. И как награда, в конце вытянул на некролог. На “описание смерти”.

Иметь хорошую несбыточную мечту или утопию это не так плохо. Она и есть настоящая. Мечта, которая может сбыться, не обладает полнотой своего бытия. Не лучше было бы людям, если бы исполнялось все, что они пожелают. Так, кажется, говорили древние. Сбывшаяся утопия не существует вообще. Погибшие мечты – это когда они сбылись или не сбылись?

Все мечты сбываются ... когда это уже не нужно. Пусть мечты сбываются! Но не все.

Игра, смерть, онанизм – вот сущностные метафоры постмодернизма. Вместо традиционных – вера, надежда, любовь. Прямо или косвенно это признают сами его представители. Особенно последовательные, “чистые” – экстремисты. Гордятся этим. Сначала хоронили советскую литературу и культуру, потом стали порочить русскую, а теперь отрицают культуру вообще. Их главный враг – духовность, душа, потому что ни того, ни другого, по их мнению, на Западе уже нет. Мы здесь отстали, а их идеал, чтобы все было как на Западе. Их тексты то чисто физиологичны, то чисто концептуальны или механическая смесь. Ядро духовности – способность к любви, поэтому борьба с духовностью требует борьбы с любовью. Ее разлагают на секс и интеллект. Выражением духовности в социуме и культуре является совесть, поэтому борьба с духовностью означает отрицание морали, отказ от различения добра и зла. Постмодернизм – церебральный онанизм. Гордятся этим. В чем их сила? В том же, что и у могильных червей. Тело культуры, которое гложут, “деконструируют” и растаскивают на цитаты – в прошлом, а они – настоящие. Хотя черви. За ними будущее. Потому что живая культура умирает, а они, мертвые – живут. Потому что – техногенные.

Постмодернизм – это посткультура, когда мир текст, а жизнь дискурс. “Риторика”. Культура – тормоз прогресса и борьба с ней главная задача наших реформ. За цивилизацию. Ради техноса. Посткультура – это игра творцов смерти культуры. Имитаторы бытия, создатели симулякров. Постчеловеческое творчество.

Предел посткультуры – постбытие. Наше Ничто. Никто. Непрерывный инновационный процесс, поток, который размывает идентичность предметов. Размывает “присутствие”. И уносит человека.

“Не быть” диктуется всем. “Быть” – ваше личное дело. И тем, кто хочет выжить и спастись, я говорю: “На выход. Без вещей. Следуйте за мной”.

Разговор – обмен мыслями. Коммуникация. Из совместной деятельности. Молчание – обмен чувствами. Общение. Из совместного бытия.

Знаю, значит действую. Чувствую, значит живу. Понимаю, значит существую.

Раньше человек говорил: нет настроения. Пораженные медициной жалуются: депрессия. А философ скажет: опять приступ Небытия. Ничего не хочется.

Говорят о кризисе и смерти философии. Не верится. Хочется думать, что это интеллектуальное кокетство снобов. Однако проблема существует. Ведь постмодернизм – культура цитат и, кроме технологий, ничего не рождает. Сейчас можно сочинить миф, но он будет искусственным. Собственно мифология все-таки в прошлом. Значит – умерла. Фольклор и религия – тоже. Современный человек не способен, в сущности, ни верить, ни любить. Эти вершины духа остались позади нас и уже недосягаемы. Умерло, быть может, даже искусство, все больше становящееся “игрой ума”. Прикладной наукой. Так и с человеческой философией. Она существует прежде всего как история. История философии. Значит – умерла.

Говорят о смерти философии. В определенном смысле это верно – как следствие кризиса человека. Но в другом отношении, вследствие того же кризиса, у нее большое будущее. По мере того как люди вместо жизни переходят к рассуждениям о ней, философия получает новые импульсы. Общий вектор развития направлен от труда и любви к информации и рефлексии. Возник уже феномен технософи и. На этом пути философия вполне может процветать. Вспомните, господа пессимисты: пир во время чумы был философским.

“Школьное”, университетско-профессорское. Трактующее и обучающее. Излагается методически. Умствование. (Философия рассудка)

“Научное”, познающее. Занято собственными проблемами и на специальном языке. Эксплицируется логически. Мышление. (Философия разума).

“Жизненное”, общечеловеческими словами, о драме и искусстве бытия. Постигается в общении. Раскрывается симфонически. Мудрость (Философия духа).

Философ – это думающая сороконожка. Философствование начинается с вопроса “почему?” и завершается, когда спрашивают “почем?”.

Начиная с древних греков роль философии была в том, чтобы отличать истинное от видимого. За эмпирическим явлением усматривать теоретическую сущность. Чувства нас обманывают, доверять можно только мысли.

В техногенном мире нас обманывают не чувства, а мысли. Видимостью стала информация. Роль философии в том, чтобы отличать объективный смысл действия от непосредственно поставленных перед ним целей. Чтобы понять, как из рациональных актов получается иррациональный эффект. Чтобы раскрывать коварство (нелинейность) сверхсложного типа развития.

Мысль-чувство, “участное”, диалогическое (М. Бахтин), художественное (М. Хайдеггер), моральное (И. Кант) или аморальное, верующее (Ф. Аквинский) то есть, неравно-душ-ное мышление и есть гуманитарное, о котором столько разглагольствуют, в основном абстрактно и схоластически. “Голой мыслью”. Менталитетом, а не духом. Сциентистски. И эта форма убивает содержание. Ограничить гуманитарные науки – таков должен быть лозунг гуманизации образования. Гуманитарной и гуманной может быть только культура в целом.

Настоящее гуманитарное знание человек получает из жизненных ситуаций, в которые он сам попадает. Потом из наблюдений над жизнью. Потом из общения и обмена знаниями с другими людьми. Потом из искусства и только после этого из чтения специальной литературы. Человек может очень много знать, но если нет первичных бытийных импульсов, это только ученость. Ею в основном заполнены все журналы и книги. И лишь немногие – “с импульсом”. Живые. Только их и надо читать. Но как их выделить? Надо самому быть живым. Это называется “герменевтический круг”.

Ранний ум. Тяжелая и скучная ноша, которую с повзрослением неизвестно куда нести и что с ней делать. В мире осталось всего несколько стран, еще богатых дураками и полезными ископаемыми. Они – “сырьевой придаток” иссыхающей цивилизации. Это дает надежду, что у России есть будущее. Может даже великое.

В школах вводится изучение философии. Поговаривают, что надо бы в начальных классах. Детям, мол, интересно. Но это и печально. Значит они сразу живут в мире слов и мыслей, а не вещей и чувств. Вместо междометий и радостных криков они произносят тирады с пятью придаточными предложениями. Иной раз оторопь берет. Даже если не болтуны, все равно плохо: созрели, не успев расцвести. Зачем эта ученость, мудрецы на горшках и философы – молокососы? Эти старчески умные подростки. Филососы. Потом им некуда развиваться. Их постигает разочарование, гиперрефлексия, потеря смысла жизни. Потому что произошло преждевременное прерывание детства. Духовный аборт. В глазах старца будет свет, если в глазах юноши был огонь. Сова же Минервы вылетает в сумерки. Она серая. Зачем нужны сумеречные де(ти)-каденты? Успеют.

Все это во вред человеку. Спорю, объясняю, нервничаю – бесполезно. “Успокаивает” одно: теперь все делается ему во вред. Уж раз прогресс нас переехал...

Можно ли сказать: “Наша безмозглая наука” – нет, почти нет. “Наше бесчувственное искусство” – нет, но все чаще да. “Наша бездушная философия” – да, почти всегда – да.

Об ученых и философах (теоретической массе): Перекормлены информацией ... Несварение головы ... ... Со всеми вытекающими отсюда последствиями ... ... ...

Из-за этого бывает так, что не хочется слышать ни одного умного слова. Противно.

Века рассуждений, монбланы книг о смысле жизни и назначении человека. Многие жизнь загубили в поисках ее оправдания. Перед кем? Великие мудрецы давали изощренные наставления как жить, во что верить и каким быть. А все можно выразить несколькими словами. Будь в этом мире добрым, умным и веселым. В несчастье – мужественным. В конце – мудрым: спокойно уйди в мир иной.

Если теряем природу, пусть будет хотя бы дух, а не разум и интеллект.

Если теряем предметы, пусть будут хотя бы образы и свойства, а не только знаки и отношения.

Если теряем естественную реальность, пусть будет хотя бы искусство, а не только наука и техника.

Если не способны молчать, пусть будет хотя бы речь, а не только языки программирования.

Язык человечества – образы и понятия. Язык машин – символы и знаки. Математика. Для человека он искусственный, а для машин естественный. Машинам его дал человек, но теперь они дают его нам. Возникает два языка: “родной” и “машинный”. Не забудем мать родную! Фундаментализм.

Алкоголь, наркотики и масс-медиа – это одно и то же. Может быть к ним иногда и надо прибегать, но в принципе живым и духовным человек должен быть сам. Информация – это только сырье, а в избытке шлак и энтропия. Я хочу иметь знания – о мире и понимание – человека, а не информацию о них.

Знать – владеть информацией. Понимать – проникать за знания, сквозь информацию. Знание (информация) – экран, который надо преодолеть, чтобы выйти к другому, войти в другое. В Другую. “Достать”, как говорит сейчас молодежь. До-стал – п(р)онял – по(н)-ял, поимел. Войти и выйти в тело, в душу, в со-знание. Сделать их своими. О-своить. О-влад-еть. Понимать – “владеть вопросом”. Большинство людей “знают, но не владеют”. Понимающих мало. Очень мало. Особенно среди умных. Да и нельзя все понимать. Ум – преграда для понимания, при чем неодолимая, не просто экран, а настоящий забор, если у человека нет души. Не зря фраза : “счастье – это когда тебя понимают” – стала крылатой. Понимание – акт “спиритуального совокупления” с миром, который невозможен без сильных к нему чувств.

Отец Павел Флоренский искал в словах отпечаток духа. Шел от бытия к быту. Много искусственного, натянутого. Гораздо легче и плодотворнее, потому что правдоподобнее, рассмотреть, как дух двигался от быта к бытию, как вырывался, вырастал из природы и быта. Быт и природа – жизненная почва мысли, здесь ее корни и истоки понимания.

Истина. Есть = быть = существовать = естина; есть = съесть = исты хочу (южнорусские говоры). Еда как поглощение – это последняя, самая полная стадия овладения предметом. Высшая форма признания истины бытия предмета, когда его можно было съесть. Истинный, значит съедобный, а уж потом пошли все остальные наслоения культуры.

Добр о. Корень обр, обработанный, образованный, оформленный, то есть сделанный человеком, добытый (добро = пожитки) и т.д. Добрый = полный = толстый (раздобрел) = богатый. А уж потом появился о-добрительный моральный смысл.

Счасть е. В чем наше счастье? Какой сложный вопрос. И какой он простой был в основе. Принесли добычу, сидят вокруг, делят. И кто получил свое – тот “с частью”. У него есть доля. А кому не досталось – тот “недоля”. Без – части, бесчастный, обездоленный. У-часть. Судьба.

Все было гораздо проще, чем мы теперь думаем. И труднее. Ведь это был вопрос жизни, а не смысла.

Красот а. Символика цветов (в европейской культуре): Черный, подлый, под дланью, скрытый, под-ручный, “левый”, дьявол за левым плечом, чернь; и наоборот белый, чистый, ангел за правым плечом, правый, правильный, белый, королевская лилия, белая гвардия, белый флаг. Черное знамя – разбойники, пираты, анархисты, кто против порядка, против первых, лучших, белого, власти, закона. Траур, гибель, зло, отрицание, разрушение. Красный, красивый, здоровый (красная девка), жизнь, кровь, сила, борьба, смесь белого и черного – Человек.

Вку с. Часть, если еды – кусок, кус, кусать, кусаться, откусить, вкусить. Кус(ш)айте гости дорогие. Вкусно. Вкус. И уж потом, художественный вкус как чувство прекрасного. Высокий вкус. Ис-кушение. Сначала в еде, а далее во всех остальных “грехах”.

Дух, запах, душа, душно, духи, духи, отдушина, отдых, отпых, вдохновение, выдохся, доходяга, сдох, доход.

Раз – это начало, удар, разить, сражаться, враги, врази (да расточатся врази его); зараз – одним махом, враз, тотчас. Развертывать, рас-ковывать, раз-зевать. Дать раза – ударить, взмахнуть; после раза, одного удара, логически получаются половины – два, две вещи, второй, то есть еще раз и т.д. Первый, второй, торетий (еще раз за вторым – уже торить, повторять). Третий – это уже много, несколько. После двух, “два и несколько”. Далее четверть, пядь и шест (+1 после кучи). После пяти пальцев на ладони. И т.д.

Иметь и имя растут из одного корня. Что в имени(и) тебе моем?

На разных этапах жизни человек носит разное имя: детское – Вова, Вовик; юношеское – Володя, Володька; взрослое, мужское – Владимир; взрослое, социальное, старческое – Владимир Александрович (аналогии: Митя, Дима, Дмитрий, Дмитрий Владимирович; Шура, Саша, Александра, Александра Александровна). Смена социальных ролей выражается в смене имени. На курорте даже старые люди отбрасывают отчество. Для матери человек обычно всю жизнь носит первое имя, для жены – юношеское, а в определенных ситуациях – детское. Желая сохранить ощущение молодости, некоторые не хотят, чтобы их звали по отчеству: “Зовите меня просто Светланой”. Во многом поэтому на Западе не принято указывать отчество. Но не только. Длинные составные фамилии (испанцы) и отчества (русские) – остатки феодально-патриархальных отношений. Буржуазная цивилизация их отбрасывает: не важно, чей ты сын, важно кто ты сам по себе. На родоплеменной стадии у человека нет личной фамилии и отчества, только имя или прозвище. Насильственно включая в цивилизацию, ему в виде фамилии давали имя отца, необходимость в отчестве они проскакивали. Традиционная лингвистика изучала физические корни имен, “переводила их”. Сейчас на этой почве слишком много мистификаций. “Ученая ахинея”. Самое же интересное – выявлять их социально-исторический смысл, рассматривать как рождение культуры.

Смысл ругательств – вызов обществу. Это слова для обозначения вещей и действий, которые не должны быть публично обозначаемы. Их, эти действия, знают все, но по отдельности, про себя, как тайну. В ругани индивид нарушает установленные законы, норму, табу, называя вслух этот священный тотем или акт. В ней выражается состояние души, когда человек провозглашает свое право на абсолютную свободу (праздник Ивана Купала в языке). Самые страшные ругательства – в самые священные и почитаемые вещи – в Бога, Душу, Мать. Это вызов индивида судьбе, обществу, всему свету, бросаемый им в минуту гнева и отчаяния, когда отбрасывается всякая условность в борьбе с неподдающимся окружением. Ах так, гори все синим пламенем – и избиение божков, святотатство, послать на х... начальника, от которого все зависело и перед которым долго унижался. Момент экзистенции. Но объекты, используемые для выражения таких состояний, меняются. “Черт” – его называние вслух было когда-то сильным ругательством, не проходило цензуры, а сейчас бог и черт умерли и это “литературная ругань”. Средством ругани остается называние интимных вещей. Но вот и о них стали говорить вслух. Скоро уж нечем ругаться. Как жить-то будем? Или останется одно самое страшное китайское ругательство: “Те не умеешь жить.” Оно будет самым актуальным.

Похвала – ласка голосом. Обмен комплиментами – словесные объятия. Или подготовка к ним. Оскорбление – удар голосом. Ссора – сублимированная драка, кулачный бой чувств и мыслей. Или подготовка к нему (ссора была не мужским делом: “что у вас рук нету, что ли?”). Выругаться матом – изнасиловать. Только идейно. Когда много – нанесение телесных повреждений в речевой форме. Посланное проклятие – выстрел в спину. Если попал – произошло убийство, только “устное”.

Если в поликлинике повесить табличку “психиатр”, на прием идут немногие, кому невмоготу, и чувствуют себя скованно. А если на табличке написать “психотерапевт”, то посоветоваться готов чуть не каждый.

Семантический инцидент на транспорте: от станции плавно отошел белоснежный красавец паровоз.

Стандартное оправдание ошибок: мы предсказывали хорошую погоду, но дело в том, что из Атлантики пришел циклон и она испортилась. Но это как раз и надо было предвидеть! Проблема снимается наукообразным рассказом о ней. Принцип, на котором стоит чуть не вся методология.

Особенности статей, публикуемых академиками: всегда длинные (поскольку их не ограничивают), неконцептуальные (время, когда создана концепция далеко позади), абзацем дается чуть не каждое предложение (потому что они уважают каждое свое высказывание, считая особо ценной мыслью), менторские (по той же причине). Все, о чем пишут, не доказывается и не развивается, а декларируется. Доказательством истины здесь является сам человек, его статус.

Одним словом, недостатков достаточно, да не достает достоинств.

Первая заповедь педагога, если он хочет преподавать свой предмет современно: никогда не учить тому, что изучал сам. Учи тому, чего не знаешь.

В век информации, когда все пишут, это занятие окончательно утратило ореол избранности. Возник феномен литературной толпы и интеллектуального базара. Все друг друга толкают и торгуют словами – ученая чернь, плебс, журнализы. Настоящие говорят мало. Пора бы за это платить, а может и награждать – Орденом Человеколюбия.

Слава как известность – профанная. Многие предпочитают славу как неизвестность. “Серые кардиналы”. И эта слава – сакральная, хотя тайная слава похожа на жареный снег. Но это блюдо самое изысканное. Оно приготовлено на костре диалектики.

Несть человека, иже не согрешит. Я не встречал автора, который удержался бы от разговора о своей новой книге. Как раньше о детях.

Искренне написанная книга – это овнешненная душа. Издав ее тиражом несколько тысяч экземпляров, автор начинает жить тысячами жизней. Это большая ответственность. Когда тиражируются грязные души, они отравляют весь мир. Сколько таких! Я надеюсь, что моя отпущенная на волю душа никому не принесет вреда. А может и поможет, особенно родственным душам. Ведь они узнают друг друга сразу. Ну а с чужими, всегда деловыми или мертвыми, я всегда готов вежливо раскланяться.

Рукописи не горят, говорил М. Булгаков. Да, зато они тонут. Даже изданные. Участь почти всех книг и душ в том, чтобы на мгновение показавшись в волнах бушующего информационного моря, тут же скрыться без следа. Их постигает судьба газет. А подаренные книги не читают вообще. Это как навязанные дети. Теперь ценят только то, что куплено. И книг жалко, и детей жалко. Не буду дарить. Никого.

Первый шаг к одиночеству сделал Нарцисс: поглядел на себя как на другого.

Вторым шагом было создание зеркал. А почему, пусть каждый домысливает самостоятельно. Перед зеркалом, с собой как другим. Воспользуйтесь тем, что появились “зеркала-льстецы”: в них добавляют бронзу и вы будете загорелым и без морщин. Еще более совершенными и совершенно нас друг от друга изолирующими являются экраны. Видеотелевизионные. Видимо невидимые стены клеток. Зоо(homo)парк.

Только безответственный человек всегда может говорить правду. Например, ученый. Политик, муж, родитель обязаны уже лгать. Делать выбор, то есть поступать по совести.

Свои поступки и действия мы стремимся обосновать необходимостью. Поступки других относим к области свободы. Это значит, что их могло бы не быть. Но наши дела и мы сами – обязательны.

Цена свободы – ответственность. В ней воспроизводится отвергнутая свободой необходимость. Отрицание отрицания.

Чем я сегодня занимался? Руководил миром по телефону. Каков результат? Мир по-прежнему сопротивляется.

Как проводить день? Утром обратись к должному, а вечером к желанному. – Высокий ответ древности. А как быть тем, кто работает во вторую смену? – Низкий вопрос современности.

Учитесь радоваться малому: пришел с работы, а квартира не сгорела и все близкие живы. Как это чудесно, как таинственно!

После чудовищного количества споров о том, что такое материя и наша реальность, в качестве высшего достижения современной мысли родилось мнение: это отходы, своеобразное загрязнение чистого пространства-времени. Так заявляют многие логики, математики, теоретические физики и другие представители переднего края познания. Если перевести подобные идеи с птичьего языка (и сознания) ученых на язык людей, то чистое пространство-время есть Мысль. Значит, материя – это загрязнение мысли. Таково теперь решение “основного вопроса философии”. Но материя, природа включает в себя все живое, в том числе человека как естественное существо. И вот он и природа предстают как отходы мысли, как грязь от функционирования созданной мыслью искусственной реальности. Мы свидетели настоящей экологической перверсии. Если обычно речь шла о загрязнении природы результатами научно-технической деятельности, то здесь природа рассматривается как отходы самой этой деятельности. Как загрязнение ноосферы, мусор и помеха в развитии нового техногенного мира. Следствие становиться причиной. Смена субстанции.

Больше того. В мировоззренческой ипостаси чистое пространство-время – Разум. Всемогущий и всеобщий разум – Бог. Раньше Бог творил природу и человека в своем высшем усилии – из уст. (“Вначале было Слово. И Слово было у Бога”). А теперь это его экскременты. Он посетил отхожее место, в результате чего возник мир. Итак, по данным новейшей науки и мы, и мир в целом – ... Правда, божье, почти божественное. Это утешает.

По мере развития систем управления и информации, мир становится все менее управляемым. Принципиальный скачок в его хаотизации – появление компьютеров, самого мощного средства управления. Окруженный ими человек попал в среду, где ничего не может предсказать. Футурология потерпела фиаско. Прогнозировать события уже и не пытаются, уповая лишь на усмотрение их некоего “паттерна”. Гадают, как раньше по панцирям черепах или на кофейной гуще. Угрозы и катастрофы стали техногенными, а если природные, то в основном спровоцированные человеком. Броуновское движение, нелинейный вихрь, турбулентный поток – таковы общепринятые метафоры этой ситуации. Приспособление, а не управление, адаптация, а не самоосуществление становятся задачей как человечества в целом, так и отдельных стран, организаций, индивидов. Изменяют не свое создание – искусственную среду, которая саморазвивается, а себя. Ради выживания. Но до каких пор?

Для обыкновенного человека мир состоит из объектов. Объект – часть мира, выделенная в чувственно-предметной деятельности и закрепленная в образе. Однако сейчас расчленение мира предварительно происходит в уме, в теории. Сначала знак, который онтологизируясь, превращается в модель. Модель – это напившийся крови знак. Знаки как вампиры – высасывают жизнь.

А propos: Первыми представительницами малого секса были русалки. Ведь для любви у них только рот. Этим они и завлекали “бедных юношей”. А не каким-то там “пением”.

Особенно страстно надо бороться за то, что неосуществимо против того, что побеждает. Это подлинно диалектический подход к реальности, действительная задача настоящего человека. Объективные тенденции реализуются сами. Для них достаточно исполнителя. Марионетки. А для противостояния им нужен Герой. Борец со своим временем.

Меня упрекают в пессимизме. Может быть да. Но опаснее начинающееся “безболезненное” восприятие болезни, превращение патологии в норму. Привыкание. Пессимизм же не обязательно пассивизм. Я призываю стоять и надеяться до конца: корабль тонет, матросы заделывают пробоины, а пушки стреляют. Я матрос.

Вечный вопрос. Ответов было много, вот еще несколько, навеянных духом времени. Это:

Как вольтова дуга, она вспыхивает на мгновение – в столкновении разной лжи.

Что такое красота? Сияние Истины (Платон) или Цветение Бытия (Гете)? Проявление Духа или проявление Жизни? Ответ мой будет: между ними, в напряжении борьбы.

Решение большинства проблем состоит в том, что из острых они становятся хроническими. А на месте старой чаще всего появляется новая – более трудная, даже тупиковая. Но снятие старой, надоевшей и ставшей невыносимой проблемы воспринимается как решение. Так и живем, так и решаем-ся. Прогресс проблем – вот суть “проблемы прогресса”.

Почему считают, что чем больше какую-то проблему обсуждают, говорят о ней, защищают по ней диссертации, тем она становится ясней и “решается”? Напротив, результат умножающихся обсуждений в том, что ее запутывают. И это вовсе не ирония. Так идет развитие духа. Назначение проблемы в том, что она дает высказаться заинтересованным лицам. И в зависимости от преобладания интересов она запутывается в ту или другую сторону – куда идет развитие. При этом облачается в новые теоретические одежды, что дает основание обсуждать и запутывать ее на другом уровне. Сдвиг в сторону и облачение в новые терминологические одежды признается ее “решением”. Это действительно некое решение, так как в нем пробили дорогу другие интересы и тенденции, пришли новые люди. Когда же все говорят о сохранении чего- либо, это верный признак, что явление либо погибает, либо погибло. (Например, о сохранении природы, культуры, человека.) Что дело идет или будет идти в противоположном направлении. (Например, разговоры о гуманизации образования под аккомпанемент его реальной технологизации.) Но не говорить нельзя. Никто не хочет и не должен погибать молча. Это значило бы признаться, что ничего не было. Вас не было. Но это неправда. Все было, было. Было. И пока обсуждаем – есть.

В эпоху самоотрицания человека прогрессизм и либерализм стали знаменем философской толпы. И толпы вообще. Любой, сколько-нибудь глубокий философ – консерватор. Как человек вообще, если он личность, а не актор или фактор.

Карнеги, имиджелогия, визажисты и пр. Типы взглядов – деловой, социальный, интимный. Курсы обучения поведению лица (12 мышц, левую угловую растягиваете, правую у рта поднять). “Как читать другого”, “Как продать себя”, “Пошлите любящий взгляд”...

Все это называют познанием человека. Гуманизацией. Да пропадите вы все пропадом. Манипуляторы. И сами манипулируемые. Это и есть дегуманизация. Уничтожение человека. Превращение жизни в технологию, бытия в обладание, чувств в информацию. Мне улыбаются, но я тоже знаю, что со мной “работают”. Я – объект, меня “имеют”. Все друг друга “имеют”. И никто не живет. Или живут “по остаточному принципу”, до кого эти достижения не дошли. “В отсталых странах”.

Да, много еще не познанного. Познаем, дойдем, доходим.

Ни в чем не надо бояться глубины. Если превысишь свои возможности, она, в конце концов, тебя вытолкнет. Голову ломают на мелководье.

Ум всегда на грани безумия. Какие-то гарантии психического здоровья дает только глупость. А вместе – дух, включающий в себя способность откликаться на зов чувств, “делать глупости”. Многие безумны, особенно шизофреники, от того, что не дураки, утратили этот дар.

Самоотверженная любовь к себе. Мне очень нравится эта фраза. Но невозможно, просто невероятно, что она не была сказана кем-то другим раньше. Вот так с большинством наших мыслей: они собственные только потому, что нравятся себе.

Самая глубокая причина существования явления отсутствие причины, когда оно существует само по себе – causa su i. Мир таков в целом. Но момент абсолюта есть в каждом явлении. Иначе как бы мир был causa sui в целом?

И самые драматичные ссоры между людьми – беспричинные. Как любовь. Экзистенциальная несовместимость. Или влечение.

Как мелкая речка перед плотиной образует омут, так душа обретает глубину при сдержанности. И в страданиях, и в радостях. При несчастье, если сдержанность “после”, при счастье, если сдержанность “до”.

Сколько лет человечеству? Археологические раскопки, споры, радиоуглеродный анализ. Обычная научная суета. А я думаю проще: оно вышло на пенсию. Да, где-то уже лет за 60. Пенсия заработана, платит ее техника. Так что поживем, сколько там по статистике в среднем осталось.

Мысль о смерти всего человечества, о его гибели в результате ядерной катастрофы (ужасная, трудновообразимая в своей бессмысленности), кажется всего лишь огорчением разума, его страданием, если помнить, что по отдельности человечество умирает ежесекундно. Со смертью человека умирает и человечество. Каждый человек его когда-нибудь хоронит. Смерть одного человека также абсурдна, как и всех. Перед лицом абсурдности бытия количественный фактор значения не имеет. Жалко только молодых. А если бы вдруг всем стало по 80-90 лет и все сразу умерли, то чего жалеть? Только культуру. А культуре все равно, тем паче, что она тоже кончается, преобразуясь в технику. А техника в нашей печали не нуждается. Она не пропадет.

Известная притча о двух лягушках, одна из которых, попав в молоко, сложила лапки и утонула, а другая стала биться, получилось масло и она выжила, обычно приводится как урок надежды и борьбы до конца. Берите пример со второй лягушки. Забывают однако, что лягушка билась без какой-либо цели и надежды. Она просто билась. А будет ли “биться” без цели и надежды человек? Человечество? Ведь это “лягушка с рефлексией” – третья лягушка. Нам обязательно нужен смысл. Если не внешний – масло и выживание, то хотя бы признание ценности самого процесса деятельного дерганья, его внутреннее оправдание. Вплоть до того, чтобы найти смысл в отказе от поиска смысла.

Если в творчестве тебя хвалят твои ближайшие коллеги, ты и в самом деле неплохо работаешь. Но только если они тебя замалчивают или хвалят за что-то другое, ты можешь предполагать в себе некоторые способности. И только если они тебя ругают, можно надеяться, что ты талантлив. И только если человека гонят – он гений или бездарь. Талант может быть признан, но другими, гений – и другими, и в другом месте, а часто даже в другом времени.

Сколько людей погубил их талант! Он повышает риск развития. К нему нужна соответствующая воля, без которой человек, хотя и может что-то совершить, но довольно скоро пропадает и тем скорее, чем талантливее. А такое сочетание бывает редко. Даже способности могут принести немало зла. Я знаю людей, которые “никем не стали” только из-за них. Талант – дар и проклятие. Мы в основном знаем тех, для кого он стал первым, но как много тех, для кого он стал вторым. Самая большая опасность, если талант проявился в детстве – созрел раньше человека. Он его съедает. Обычно стараниями родителей. Есть очень заботливые людоеды.

Все толкуют (токуют) о творчестве. Теперь уже “не красота, а творчество спасет мир”. Забывают только, что дьявол тоже твори т. Какой только чепухи не изобретают: квадратные персики, очки для разрезания торта, машина для подсчета волос на голове – настоящее научное хулиганство, то и дело перерастающее в прямые преступления. А главное, что по мере нарастания криков о творчестве реальная жизнь становится все менее творческой. Начали приветствовать и это: “деантропологизация творчества”. Пусть творят машины. И тогда уж – Не хватает творческого воображения представить, что тогда будет.

Наука и религия имеют дело с возможными мирами. Нам важна наша реализация возможного. Мир, в котором мы живем. Это вполне достаточное основание, чтобы считать его высшим и лучшим из миров. В определенном смысле мы всегда должны быть антропоцентристами. Ценностный антропоцентризм – это гуманизм.

Нынешнее состояние общественного сознания и философии таково, что приходится опасаться прослыть материалистом. Все чаще и чаще критикуют “антропоцентризм”. Думаю, что скоро придется опасаться прослыть гуманистом. А потом – человеком.

Философам пора начать разрабатывать новое понятие: “пережитки гуманизма”.

Чтобы существовать, надо делать усилие. Самым банальным образом. Желание, энергия, дурь уже не рвутся из человека. Он все чаще принуждает себя к действию. К самому обычному, к движению. Гиподинамия тела и духа. Гиподинамия в сексе: мужчины отдают инициативу: “Не охота”. Даже по студентам заметно: стали спокойнее, апатичнее, на лекциях почти не вертятся. А в перерыве ни взрывов дикого хохота, ни беготни, особенно как не стало стройотрядов и “картошки”. А у меня правая (или левая?) ключица сломана на студенческой практике, но не в драке, а просто когда “все боролись” и я оказался внизу, в “куча мала”, на которую сверху поднажали.

Соответственно, философия не дремлет и появились спекуляции на тему, что жизнь – это вообще “усилие”. Всегда – усилие. Усилие быть. (М. Мамардашвили).

Да не всегда, а только теперь, только начинается. Раньше жизнь надо было обуздывать. Для чего и мораль. А теперь надо стимулировать. Для чего и порнография.

В ближайшее время в моду войдет новое философское направление: “философия усилия”.

Возгонка всего и вся в разум: не удивлюсь, если на руке заключенного вместо наколки: “нет счастья в жизни” скоро будет: “нет в жизни смысла”. Вместо счастья ищут его смысл. Вместо существования началось “смыслование”. Вот какое несчастье случилось с человечеством в XX веке.

Писание, ученость, философия. Как и все завожу разные папки по проблемам. Одна из них посвящена поискам смысла жизни. Так и озаглавлена: “смысл жизни”. Взгляды и высказывания великих, где и как его обрести. Вчера подумал: а чего далеко ходить, может он у меня и заключен в этой папке? Там и лежит? Пожалуй, да. Для философа, теоретика заполнение картонных папок и писание текстов является основным занятием. Такова их картонная жизнь. И бумажные кораблики ее смысла. Или самолетики. Иногда – солдатики. Но главное, что все бумажные. Теоретику достаточно осознавать, что он нечто может осуществить и потому реально он ничего не осуществляет.

Бум с познанием человека. Открываются гуманитарные университеты, центры, музеи. Академии человека. Несть числа лабораториям, исследующим его. Измеряют, тестируют, моделируют. Пишут рекомендации, вычисляют душу.

Великий основной вопрос философии, как бы над ним не иронизировали поверхностные головы – существует. Природа и дух, тело и мысль – это Земля и Небо нашей жизни. Разве не эта оппозиция в центре мировоззренческих споров и доныне? Но характер взаимодействия противоположностей исторически меняется – на вплоть до противоположного.

Быть материалистом сегодня – консервативно, реакционно и человечно. А идеалистом – динамично, прогрессивно и технологично.

Все первичное когда-то становится вторичным. И наоборот. Все – универсальный круговорот гибельного перерождения одного в другое. Наверное, это и есть бес (дьявольская) конечность, превращаемая нами в похожего на человека Бога – конечный образ бесконечности.

Принять “вызов сложности” или “вызов выживания” – так на птичьем языке постмодернизма выражается раскол человечества на два все более враждебных лагеря: сторонников технологизации или экологизации, роботизации или гуманизма, искусственного или естественного, бессмертия или жизни. И будут они бороться не на жизнь, а на смерть. Природа или культура – трещина, раскалывавшая ХХ век. Культура или технология – вот глобальная, роковая проблема третьего тысячелетия.

Мы не хотим говорить “о выживании”, мы хотим говорить “о жизни” – гордо заявляют некие идеологи. Да вы можете говорить о чем угодно, хоть о вознесении в рай, но это все пустые слова. Ситуация такая, что приходится выживать.

Идти под знаменем реакции (выживания) или под знаменем прогресса (самоликвидации) – вот выбор, который стоит перед любым думающим человеком. Наиболее оптимальный выбор – не думать, отдаться утопии. Типа ноосферы, бессмертия, космоса и т. п. Так или “никак” поступает большинство. Но это оптимально безответственный выбор. Философ на него не имеет права. Он должен нести крест понимания. В каждой деятельности каждый человек несет свой “крест”. Перекрестился – и неси.

Знаменитый тезис К. Маркса “Философы лишь различным образом объясняли мир, дело заключается в том, чтобы изменить его” сам должен быть изменен. Нынешний девиз: “Люди лишь различным образом изменяли мир, дело заключается в том, чтобы сохранить его”. Сохранить как мир человека.

В Новое время, когда заговорили о смерти Бога, когда рационализм и наука, схватив его за бороду и, по выражению современных нигилистов, “за крайнюю плоть”, стаскивали с небес, Ф. М. Достоевский восстал против науки: “Если истина вне Христа, то я останусь со Христом, а не с истиной”. Теперь, когда дело идет о смерти человека, когда от бороды он отказался сам, вплоть до выдумок, что Адам был гермафродитом, а крайняя плоть перестает служить продолжению его бытия, можно только повторить: “Если прогресс и техника переступают через человека, то я предпочту остаться с человеком, а не с техникой”. Люди должны быть людьми и с людьми – вот “Третий Завет” на III тысячелетие. Следовать ему почти невозможно, а не следовать, значит не жить. Общая ситуация личного Вы-жив-а-ни-я.

Мириады семян и зародышей жизни гибнут. Те, кто выжил на этой Земле – Герои. Но по отдельности. Теперь в этом нуждаются все. Сохранить Присутствие Духа в коэволюции с техникой – основной вопрос нашего бытия.

Миссия Человека во Вселенной должна быть исполнена до конца.

Как жалко, что все проходит. Как хорошо, что все проходит!

Может теперь, когда вытесняемые технологией живые люди так близко подошли к своему концу, они, наконец, заслуживают жалости и любви.

Мы живем в эпоху, когда человеческая техника превращается в технического человека. В “постчеловека”. У него есть будущее: несколько веков. У “традиционного”, “исторического” человека все будущее – в прошлом. У него есть только вечность. Да здравствует вечное возвращение!

Любого человека в какой-то период времени – кого почти на смертном одре, а кого уже в ранней молодости, настигает вопрос о смысле его жизни. Это один из ключевых, вечных вопросов нашего существования, но в зависимости от уровня развития личности и состояния общества, он актуален по-разному. Проходя через всю историю религии, философии, психологии, он имел множество решений, предлагаемых самыми великими представителями людского рода. Однако и сегодня, открыв какую-нибудь, еще не ставшую совсем желтой молодежную газету или журнал с письмами читателей, нередко встречаешь вопрос: “Для чего мы живем? Для чего живу я? Для кого? Дайте ответ. Но все вокруг жуют пустые слова. Скука!”

Это строки из исповеди 20-летнего наркомана Олега Н., опубликованной недавно в журнале “Юность”. Он не видит смысла ни в вере в Бога, ни в науке, ни в служении обществу или будущим поколениям. Драматизм письма в том, что у его автора не находят отклика никакие, даже наиболее “авторитетные смыслы”. Это становится довольно распространенным явлением и ставит под вопрос смысл всякого философствования о смысле жизни. Полную утрату смысла жизни как причину своих проблем называют почти 100 % наркоманов, значительное число лиц, покушавшихся на самоубийство, алкоголики и нередко вполне преуспевающие, внешне благополучные люди. Они озабочены отсутствием смысла в своей жизни, и такая постоянная озабоченность тоже становится проблемой. Чем настойчивее они пытаются обрести его, чем больше размышляют о нем, тем сильнее их неудовлетворенность и беспокойство.

Упорные поиски смысла жизни, непрерывная рефлексия по поводу нее и себя у многих перерастает в “ноогенный невроз”, лишающий их способности к повседневной практической деятельности, толкающий к аномальному поведению. Помощь, если за ней обращаются к психиатру, как правило оказывается недостаточно эффективной и не всегда по вине этого специалиста, ибо проблема здесь комплексная. Наряду с психотерапией, нужнатерапия философская. Всемирно известный психотерапевт и философ В. Франкл называет ее логотерапией (См. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990).

В нашей стране логотерапевтическая помощь отсутствует, и кажется, наступило время привлечь к этому внимание общества. Для начала хотя бы в теоретико-постановочном плане. Но учитывая русскую философскую традицию, практику Церкви и содержание жалоб, обычно высказываемых врачам-терапевтам, мы предпочли бы назвать подобную деятельность софотерапией. Содержанием этой терапии должна стать “зацикленность” на логике и рационализме в представлениях о жизни. Она должна удерживать рефлексию человека в границах нормы, предупреждая от перерастания поиска смысла жизни в бесплодное умствование. Софотерапия – лечение философией как мудростью[1].

Предпосылкой осуществления данного проекта является пересмотр представлений о предмете философии. До сих пор у нас на первом плане ее методологическое и мировоззренческое значение, а праксеологическое – в тени. Между тем оно мощно стимулируется современными тенденциями цивилизационного развития. Софотерапия – одна из праксеологических функций философии, направленная на преодоление радикального сциентизма сложившегося типа философствования, при котором мышление выступает слепком с научного познания, а философия превращается в своеобразную технософию. Предполагая обязательное решение какой-то конкретной задачи, сциентизм упускает или искажает целый пласт жизненных явлений, особенно в духовной сфере. Есть немало проблем, окончательного решения которых не может быть в принципе. Нужно понимание контекста, ситуации, факта, события и выработка к ним определенного отношения – отказа или принятия, сопротивления или адаптации.

Чтобы выжить – надо философствовать – таков в некоторых случаях императив духовного (да и не только духовного) существования.

Достоевский говорил, что утешить одну человеческую душу важнее, чем написать роман. Теперь, когда романов и прочих литературных продуктов так много, и они скорее разрушают, нежели укрепляют душу, а “обесчувствливание” межчеловеческих отношений прогрессирует, это высказывание перестает быть метафорическим преувеличением. Нужна экология духа, души, их терапия – и без философии здесь не обойтись. При условии, повторяем, изменения самого стиля, способа философствования. Огромное количество текстов о смысле жизни, написанных как трактаты по физике или социологии, не достигают человека, и хорошо, когда они бесполезны, а не прямо вредны. Если проблема человеческого существования не предлог для упражнений в теоретизировании, она должна обсуждаться так, чтобы приобщившийся к ней читатель, получил импульс к жизни. Герменевтика, феноменология, миро-и жизнепонимающая философия “по определению” предназначены служить конкретному человеку, подобно тому как логика и методология обслуживают нужды науки.

Софотерапия – духовно-практическая форма гуманистически ориентированной философии. Это особая ветвь прикладной философии, тесно переплетающаяся с педагогикой. Еще в начале XIX века С. И. Гессен писал, что “философия, подобно всем ветвям чистого знания, имеет также свое практическое приложение, свою “технику”, и что приложение философского знания к жизни есть не что иное, как педагогика”. (Гессен С. И., Основы педагогики. М., 1995г., с. 269) Полагаем, что в плане прикладной философии речь можно вести о воспитании не столько детей (педагогика), сколько взрослых (андрогогика) и воспитании не только индивида, но и человечества – вести речь о PAIDEIA. А такое воспитание взрослых и человечества в сущности совпадает с терапией жизненных проблем, диалогом и мудростью.

Исходя из заявленной установки, попробуем рассмотреть феномен “гиперрефлексии” в которую, как в ловушку, попадает немало людей. И прежде всего интеллигентов, интеллектуалов, тех, кто занят теоретической деятельностью, рассмотрением информации, когда ум поневоле оторван от поступков и чувств. Гиперрефлексию, зацикленность на самопознании и поиске смысла жизни можно считать профессиональной опасностью людей творческого труда. И как таковая она требует профилактики. Или, если стала помехой в жизни, лечения. Конечно, лучший способ решения этой проблемы – преодоление разорванности в человеке мыслящей и чувствующей ипостаси, умственного и физического начала, деятельности и рефлексии, то есть сохранение телесно-духовной целостности. Однако в большинстве случаев это теперь невозможно, отсюда и потребность в терапии, смягчающей самоотчуждение индивида, предотвращающей аномальные способы компенсации дисгармонии.

Первое, что важно сделать при гиперрефлексии по поводу смысла жизни – снять с нее ореол непременно “высокого” и абсолютно ценного занятия. Хотя в философии поиск смысла жизни обычно приветствуется как условие самосовершенствования, надо иметь в виду, что немало великих знатоков человеческой души относились к самопознанию скептически. “Мы видим, как это хваленое “самопознание” – предостерегал Гете, – уже в течение долгого времени сводится только к самоистязанию и самоуничижению, не давая в результате ни малейшей практической жизненной выгоды. Все эти люди чувствуют себя очень скверно. Третья часть прикованных к письменным столам ученых и чиновников, надломлены физически и пожираются демоном ипохондрии – От болезненного, самоистязающего, мрачного душевного состояния можно освободиться и спастись лишь посредством изучения природы и искреннего участия в делах внешнего мира” (Гете. Избранные философские произведения. М., 1964. С. 274). “Познавший самого себя – собственный палач” – вторил в своей обычной дерзкой манере Ф. Ницше, которого не зря называли “антисократом”.

Достаточно часто самодовлеющая рефлексия является превращенной формой тщеславия, когда человек, отвернувшись от несовершенной реальности, тешится превосходством своего внутреннего мира. Жизнь не удовлетворяет человека и он решает – уйти от нее, а подлинно уйти от жизни можно только в себя. Но презрение к жизни, реальности, какими бы они ни были, куда бы мир ни “катился”, или страх перед ними, выражающийся в форме аскетизма и неучастия, как бы они ни мотивировались – это лишь количественное уменьшение “присутствия в бытии”. В принципе же они ничего не решают. Сосредоточенность на смысле жизни не абсолютная ценность хотя бы потому, что, отвлекая индивида от забот о деле и других людях, она превращает его в “благородного тунеядца”. Тунеядца духа. Главным для оценки подлинности человека остается все-таки положение Библии: по делам их судите о них. Попробуй, исполни свой долг, развивал эту мысль Гегель, и ты узнаешь себе цену. Человек есть не что иное, как ряд его поступков. Или, как говорили в еще более древние времена: Primum vivere deinde philosophare – сначала надо жить, а потом философствовать. Это самое фундаментальное выражение человеческой мудрости, воспроизводящееся в той или иной форме у всех народов.

Но зачем жить, да еще “исполнять долг”? – спросит упорствующий в поиске смысла жизни.

Особенность рефлексирующего сознания как раз в том, что оно не может удовлетвориться верой в данность и практической мудростью. Оно требует “доказательства жизни”, ее выведения из каких-нибудь оснований. Рационализм, наукообразие – органические черты современного духа, и простое постулирование первичности внерационального начала его не убеждает. Надо логически обосновать наличие границ логики, а следовательно и субстанциальный характер жизни, вообще бытия, его невыводимость из мысли. Только тогда обнаружится бессмысленность поиска абсолютного ответа на вопрос о смысле жизни. Рефлексия должна остановиться не перед внешним препятствием, а изнутри, исчерпав себя и угаснув, как огонь, пожравший питающий его материал. Она сама должна прийти к выводу о необходимости собственного конца.

Доказательством ограниченности рационализма, всякого чистого мышления является возникновение противоречий в любой логически замкнутой системе, если она развивается. Общеизвестные парадоксы системности, формализации как бы требуют от теоретика выхода за пределы мысли, подтверждая положение, что “сущее не делится на разум без остатка” и что последние (или первые) основания мысли лежат вне ее. Если даже принять за реальность саму мысль, то она будет порождать мышление второго порядка (сознание о сознании), выступая по отношению к нему в качестве субстанции. Если основой всего сущего считать Бога, то чистый рационалист имеет право и даже обязан спросить откуда взялся Бог, зачем он существует и в чем его смысл. Короче говоря, здоровое, не покинувшее мир, не отвернувшееся от него, а действующее в нем сознание все равно так или иначе должно совершить salto vitale – спасительный прыжок жизни, чтобы опереться на нечто, существующее вне его. Только тогда реально и оно. Жизнь не обязана оправдываться перед мыслью, напротив, мысль должна содействовать развитию жизни как собственнойпредпосылки. Чтобы было о чем мыслить. Рефлексия без объекта – противоречие в определении, в то время как существование или не существование объекта без рефлексии – вопрос открытый: для веры или неверия, для эмпирических доказательств и гипотетических предположений.

Вообще, вопрос о смысле жизни относится к разряду не только вечных, но и “предельных”, он аналогичен вопросу, что есть мир, откуда он появился, почему он именно такой, а не другой и т.п. Согласно позитивизму, подобные вопросы не имеют теоретического решения. Они могут обсуждаться, но ответы на них всегда будут метафизическими. Средствами науки они не доказуемы и не опровержимы. Хотя мода на позитивизм прошла, это не значит, что его вклад в философию утратил значение. Правда, он может оказаться не в том, в чем его принято видеть. Осуществленная позитивистами демаркация науки и философии, теперь, например, представляется весьма полезной. Отдавая Богу Богово, а кесарю кесарево, она освобождает философию от засилья сциентизма без того, чтобы бросить в объятия мистики и мифологии. Тем самым перед философией открывается возможность стать действительно гуманистической.

В свете сказанного, для лучшего понимания нашей проблемы интересно вспомнить публичный диспут (по радио), состоявшийся в 1948 г. между известным неотомистским философом и теологом Фредериком Коплстоном и знаменитым представителем аналитической философии атеистом Бертраном Расселом. Это был “диспут о существовании Бога”, но в нем затрагивались и другие “предельные” метафизические проблемы. Суть спора можно определить как отношение к возможности существования причины мира в целом.

Коплсто н. Почему нельзя поставить вопрос о причине существования всех отдельных объектов?

Рассе л. Потому что я не вижу оснований считать, что такая имеется. У каждого человека, который существует, есть мать, и, как мне кажется, ваш аргумент в том, что, следовательно, у всего человечества тоже должна быть мать. Очевидно, однако, что у человечества нет матери это логически несообразно.

Коплстон. Тогда вы согласны с Сартром, что Вселенная, как он это формулирует, беспричинна (“даровая”)?

Рассе л. Это слово предполагает, что Вселенная могла быть другой. Я бы сказал, что Вселенная просто есть, и все”. (Диспут между Бертраном Расселом и Фредериком Коплстоном.) (Вопросы философии. 1986. №6. С. 128).

Если признать доводы Рассела насчет отсутствия причины Вселенной убедительными, то их можно перенести и на вопрос о причине жизни в целом. Жизнь просто есть. Разумеется, не в плане невозможности объяснения ее происхождения из неорганических форм материи, а по отношению к сознанию. Понятие жизни как таковой база для определения смысла конкретных ее состояний. Под сомнение можно ставить все, кроме самой жизни (все-ленной, бытия, мира). Для них нет более широкого понятия. В двузначной человеческой логике, а именно в ней мы философствуем, целое не выводится из части, вторичное не порождает первичное.

Как известно, экзистенциалисты выдвинули тезис: “существование предшествует сущности”. Из него вытекает абсурдность, бессмысленность бытия. В советской философии это положение резко критиковалось. И как- то не замечали, что тезис об абсурдности бытия совпадает с признанием его первичности, что он противостоит дурной, бесконечной, а значит тоже абсурдной рефлексии. Или первично, бессмысленно бытие (даже независимо от того, что считать им в субстратном плане) и вторична рефлексия над ним – тогда мы сохраняем себя как телесно-духовные существа; или первичны рефлексия, смысл, из которого все выводится, и тогда мы превращаемся в инструмент сознания, растворяя бытие в мысли о нем. Иррациональность, абсурд неистребимы, вопрос в том, признать ли их в объекте созерцания и деятельности или их носителем станет субъект. Последнее – опаснее. Для самого субъекта.

Основой утверждения об абсурдности, беспричинности, а значит теоретической недоказуемости бытия являются признание его существования ipso facto (в силу факта), вера в него, к необходимости которой мы приходим путем доказательства, что принципиально важно для “зарефлексированного” человека. Лечение от гиперрефлексии осуществляется с помощью самой рефлексии через установление отрицательной обратной связи, так что следствие начинает подавлять свою причину и замкнутый круг беспредметного мышления разрывается. Можно также привести аргумент “от Спинозы”, рассматривавшего природу как causa sui – причину самое себя. В материалистической философии он никогда не опровергался и здесь вполне уместен.

В религиозно-идеалистической традиции философствования в отношении той же самой проблемы придется сказать, что ipso facto существует Бог. Вера. И тем более вера. Такая трактовка Бога не была чуждой христианским писателям. Иоанн Дамаскин, рассуждая о греческом аналоге понятия “Бог”, отмечал, что – “Первое из этих (Божеских имен) показывает, что Бог есть, а не то, что Он есть”. Обобщая это положение до некоторого логического закона, он признавал “доопределяемость” (омонимичность) всякого начала. “То, что синонимически сказывается о чем-либо как о подлежащем, будет синонимически сказываться и о подлежащем этого подлежащего; напротив, то, что сказывается омонимически, никогда” (Полное собрание сочинений св. Иоанна Дамаскина. Т.1. С-Петербург, 1913. С. 176).

Скептики часто иронизируют над тем, что утверждение “таковы свойства материи” не более убедительно, нежели утверждение “так сотворил Бог”. Действительно, эти тезисы стоят друг друга, поскольку оба берутся на веру, как аксиомы. Но привести доказательство бытия как такового не сможет ни один скептик. Не сможет никто. Бытие неоткуда вывести. Как выводят из Ничто – проблема только отодвигается. В любом рассуждении его надо брать как данность и различие будет в трактовке этой данности. Соглашаясь с недоказуемостью бытия Бога, будь то верующий или атеист (хотя прослыть им сейчас не модно), может сказать, что незачем “умножать сущности без нужды”. Если надо останавливаться на каком-то существовании, то предпочтительнее верить в ближайшее, в несотворимость и неуничтожимость Вселенной. Или отождествлять ее существование с Творчеством. Приоритет жизни перед мыслью, сознания перед самосознанием совпадает с приоритетом непосредственного перед опосредованным в целом.

Бытие первично, рефлексия вторична, существование предшествует сущности – эта установка материализма и экзистенциализма должна быть принята как фундамент гуманистического философствования. Некорректна, хотя ее поднимали многие философы, сама проблема “как возможно бытие”. Некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий такую проблему философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.

Мировоззренческий реализм, независимо от трактовки субстанции, противодействует засилью инструментализма и функционализма в нашем технизированном мире, отводящем людям роль элементов, существующих “ради организации” и потому теряющих психологическую базу для чувства самоценности, а следовательно и смысла существования. Он, кстати, хорошо коррелирует с восточной традицией. Философский Запад может вступить в контакт с философским Востоком, исходя из реалистического взгляда на мир, в котором, в отличие от инструменталистского, есть место созерцанию. Великий Будда, по преданию, на вопрос, что такое Мир, отвечал: Мир; кто такой Будда, отвечал: Будда. А на самые трудные вопросы отвечал “красноречивым молчанием”. Вначале было Молчание, Вакуум. Субстанция. Потом было Слово. Энергия. Рефлексия. Знаменитые коаны тоже должны отучить человека “выводить” все из мысли, прервать его непрерывную рефлексию, обратив тем самым непосредственно к бытию. Любое, взятое за сущее явление неопределяемо, “омонимично”. Оно есть, значит его надо принимать в качестве данности. И на вопрос, что такое, как сущее, жизнь, надо ответить: Жизнь. В чем ее смысл? Чтобы жить, ища смысл во всех проявлениях бытия, но не делая этот поиск средством истощения жизни, ухода от нее, не ставя телегу вперед лошади.

Чисто теоретическое обретение смысла жизни невозможно вообще. Его надо не столько “искать”, или “задавать”, или “проектировать”, о чем без конца спорят в литературе – сколько переживать, чувствовать. В диалоге Алеши и Ивана Карамазовых Достоевский, если считать правым Алешу, хорошо показал фундаментальный характер чувства жизни в сравнении с ее смыслом.

– “Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

– Непременно так, полюбить жизнь прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и только тогда я и смысл пойму”.

Сейчас, в условиях формирования техногенного, отчужденного от своей эмоциональной сферы человека, это “полюбить жизнь” становится проблемой. Складывается впечатление, что любовь, как и предметная деятельность, будет скоро уделом плебеев. У культурного человека чувства все больше вытесняются “пониманием”. Он не переживает реальность, а осознает ее, не действует, а говорит и пишет о действиях. Это отношение к миру приобретает ореол “высшего”, наиболее достойного для настоящего интеллектуала, который любит всех и потому никого, ищет смысл жизни и потому не живет. Он, например, медитирует. Его традиционный эрос, как влечение к живому, трансформируется в техноэрос, во влечение к искусственному и функциональному. Судя по тенденции, может наступить время, когда любовь, семья, рождение и воспитание детей, просто проявление чувств будут считаться варварством. Их готовы стесняться как слишком грубого, примитивного, вообще “несовременного” способа отношения к миру.

“Желание – отец мысли” – утверждала старая психология. В нынешней ситуации импульс к действию все больше задается мыслью, информацией. И все больше не своей. Бурные, врожденные порывы жизни истончаются до пунктирно прерывающихся тепличных импульсов и за жалобами на утрату смысла жизни (о любви, воле и вкусе к жизни речь уже не идет), скрывается обычно утрата чувства жизни, невозможность действия в качестве целостного существа (о гармонии этой целостности говорить тоже не приходится). Покоряя природу, создавая новые произведения искусства, изобретая изощренные развлечения и потребительские блага, мы как бы забываем, что для человека, который лишился чувства и вкуса к жизни, ничто не является интересным.

Если во времена Фрейда неврозы чаще всего вызывались сексуальными запретами, то в обществе вседозволенности страдания подавляемых страстей уступают место опустошенности и равнодушию. Кажется “все можно”, но деиндивидуализированная связь индивидов, не связанных общей судьбой или связанных так, что в любой момент каждый знает, что он свободен, не приводит к подлинной близости. Неподлинность бытия становится черной тенью его комфорта и благополучия. Внешняя демонстративная расположенность людей друг к другу маскирует их глубокую внутреннюю самодостаточность. Все добры и улыбчивы, пока не надо жертвовать своими интересами, в которые, кроме материальных благ, непременно входит “независимость”. А полная независимость, полная свобода – это свобода пустоты, которую не до конца функциональные элементы системы “человеческое общество” переносят также трудно как и несвободу. Многие стремятся как-то заполнить создающийся психологический вакуум. И тогда на сцене вновь появляются достижения науки, прежде всего химии, как старой – алкоголь, так и современной – наркотики.

Наркомания и алкоголизм по своей “духовной” сущности – это попытка компенсировать потерю чувства жизни, ее красоты, целостности и смысла искусственным путем. Они позволяют сбросить иго разума и переживать мир в его непосредственности. Но за “контрабанду”, за “химические удары по мозгам” надо страшно платить. Удовлетворяемая таким способом тяга к обновлению чувств, к более яркой реальности завершается потерей всякого интереса к ней – бесчувствием. Насильно вырванный у организма рай вскоре оборачивается адом. Наркомания, в широком смысле слова, перестала быть болезнью индивидов. Это одна из глобальных проблем современности, болезнь человека как родового существа. Она поражает людей, не выдержавших напряжения, требуемого для того, чтобы жить страстями и быть выше их, и не желающих отдаться другой крайности – стать “трудоголиками” в колесе потребления, функционируя как роботы. Обострение кризиса внутренней духовной природы человека связано с кризисом природы внешней, вернее наших отношений с ней и друг с другом, с трансформацией естественного существования в искусственное. Широко распространенный еще в XIX веке “вкус” к природе почти совершенно исчезает, вследствие чего начинает исчезать и вкус к жизни. А ведь именно эта область бытия несет в себе тайну самочувствия человека, признания или непризнания им осмысленности своего существования.

Обесценивая гиперрефлексию, подчеркивая приоритетность жизни перед ней и обсуждая условия сохранения телесно-духовного единства человека, гуманистическая философия в ее прикладном значении, то есть в качестве софотерапии, купирует остроту смыслоутраты, помогая выбрать стратегию приспособления к этой новой ситуации. Она, однако, не отрицает важности для человека общих высоких целей. Знаменитое высказывание Фрейда, что тот, “кто думает о смысле жизни и своего существования – болен” скорее остроумное, нежели глубокое. Вся суть в мере этой озабоченности. Человек нуждается “в служении”, в выходе за пределы практического интереса. Как мыслящее существо он трансцендентен, а значит его стремление к некой утопии, к идеалу неистребимо. Эгоизм – удел очень ограниченных людей. Или людей-хищников. С творческой натурой он не совместим в принципе.

Встречаясь с патологическими формами озабоченности трансцендентным, софотерапия должна помочь правильно “поставить” эту озабоченность, воспрепятствовать превращению поиска смысла жизни в бессмысленное занятие. Она способна переформулировать направление поисков, введя их в более плодотворное русло. И тогда вопрос о смысле жизни станет, например, вопросом о смысле в жизни, забота о том, зачем жить отойдет на второй план, оттесненная проблемой как жить, на какие цели ориентироваться. Впрочем, все советы и рекомендации здесь сугубо индивидуальны, а решения конкретны и диалогичны. Терапия смыслоутраты требует своеобразного духовного творчества с обеих сторон. Кроме помощи конкретным людям, в рамках софотерапии как особого рода духовной активности можно было бы проводить “смысложизненную экспертизу” различных тенденций общественного развития, обсуждать проблематику “целей для человечества”.

В условиях, когда наше существование превращается в решение задачи на выживание, общей высокой целью человечества, целью, которая требует самоотверженного служения каждого, является сохранение природы и жизни на Земле. Современная техника, становящийся техническим человеческий разум, создаваемая им искусственная среда приобрели способность к саморазвитию, а природа нуждается в специальной заботе. Глобальная экология – сфера приложения сил, которая способна объединить все народы. Наряду с внешней природой, в специальной заботе нуждается природа внутренняя, проявляющаяся в человеке через его культуру и духовные чувства – как душа. Сохранить душу, остаться человеком в этом техногенном коммерческом мире – задача не только экологическая, но и нравственная, экзистенциальная. Она почти невыполнима, утопична, в силу чего вполне может придать борьбе за ее решение самый высокий смысл.

Primum vivere deinde philosophare – сначала жизнь, а потом философия. Мы согласны с этой формулой мудрости. Но чтобы ею воспользоваться, надо опираться на философию Жизни.

Автор благодарит обстоятельства, особенно без-денежные, которые не позволили ему опубликовать торопливую и сырую книгу.

(Философия выживания в эпоху постмодернизма)

Подписано в печать 18.08.1998. Формат 60х90 1 /16. Усл. печ.л. 14,5.

Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Петербург.

ТОО “ЧеРо”: Москва, Б. Власьевский пер., д. 11; тел. (095) 241-3390

[1] Центр софотерапии – очный (беседа, понимание, рекомендации) и заочный (экспертиза, рецензирование предлагаемых философских концепций) можно было бы создать как подразделение Философского общества. В дальнейшем кабинеты софотерапии могутбыть открыты во всех крупных городах.

Кутырев В.А.

Разум против человека