1. Открытое общество - светлое будущее всего человечества.
Призрак бродит по России, призрак открытого общества - так для тех, кто еще помнит Коммунистический манифест К. Маркса, могло бы звучать начало манифеста нашего времени. Коммунизм, правда, бродил по Европе, а в России осуществлялся, открытое общество в основном реализовано на Западе, а по России пока бродит. Но с неплохими результатами, занимая все новые ниши в социальных отношениях и сознании людей. Борьба между коммунизмом (социализмом) и либерализмом (демократией) достигла наивысшего напряжения во второй половине XX века, когда они предстали как две соперничающие геополитические системы. В других терминах это была борьба между коллективизмом и индивидуализмом, приоритетами равенства или свободы, труда или капитала. После получившей всемирную известность книги К. Поппера "Открытое общество и его враги" и благодаря такой же практической деятельности Дж. Сороса, эти проблемы стали обсуждаться в терминах закрытого и открытого общества. Здесь могут возразить, что коммунизм (социализм) в России построен не был или был "неправильным", открытое общество на Западе тоже не соответствует его теоретической модели, однако принципиальный смысл их оппозиции остается актуальным. Закрытое и открытое общество - идеальные типы, в которых аккумулируются противоположные векторы развития современного мира.
Другое дело, что к концу XX века фактическое соотношение сил между ними резко изменилось. Социализм с его ориентацией на коллективизм, сознательность и общее благо, государственное планирование и регулирование, взаимопомощь и сотрудничество перестал быть системой. Нечто почти нереальное, опять "призрак". И если свободный рынок, демократия, индивидуализм и рациональность укрепятся в России - распространение открытого общества на всю планету будет делом времени и техники. Мир становится однополюсным не только в военно-политическом, но и социальном отношении. Открытое общество приобретает универсальный характер. Отсюда вытекает необходимость более ответственного взгляда на новое светлое будущее, к которому устремилось человечество. Помимо сравнения с социализмом и на фоне его кризиса модель открытого общества нуждается в обсуждении как нечто самостоятельное - существующее сейчас - и по заключенной в ней тенденции. Тот ли идеал мы выбираем, если верить, что можно выбирать, или куда нас несет, если считать, что надо ко всему приспосабливаться?
В содержании понятия открытого общества правдоподобно выделить два слоя ценностей: восходящие к Новому времени и в сущности совпадающие с идеологией либерализма, и современные, обусловленные новейшей технологической революцией. Чтобы возникла провозглашаемая либерализмом свободная и разумная личность с ее приоритетом перед обществом, нужна частная собственность, рынок, условия для предпринимательства и конкуренции. Предпосылкой и порождением этого служит гражданское общество и правовое государство. Члены открытого общества в своих действиях руководствуются личными интересами, в пределе их поведение полностью рационально, ответственно и предсказуемо. Эмоциональные импульсы, симпатии и антипатии, авторитеты и страхи, другие несостоятельные перед светом разума предрассудки подавляются или отмирают. Можно сказать, что в открытом обществе находит осуществление некогда увлекавшая русских революционных демократов теория разумного эгоизма. Индивиды открытого общества - хозяева своей судьбы, они знают чего хотят и добиваются этого, не уповая ни на бога, ни на государство. Его единство обеспечивается общественным договором, который соблюдается пока выгоден заключившим его субъектам, а общее благо объективно образуется за их спиной как результат действий по принятым правилам. "Я ставлю тебя в центре мира, - напутствовал, согласно Пико делла Мирандола, Бог, оставляя человека без своего дальнейшего попечения. - Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и почетный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочитаешь"[1]. Девиз раннего Маркса "свободное развитие каждого условие свободного развития всех", взятый на вооружение "поздним социализмом" в качестве идеала, следует, по-видимому, считать отходом от коммунистических ценностей. Выдвигающий на первое место личность, это скорее девиз для открытого либерального общества в его совершенстве.
Технический прогресс, нарастание сложности и глобализация социальных связей ведут к усилению рефлексивного характера человеческой деятельности. Рациональность перерастает в технологизм, познание как отражение пред-данных фактов трансформируется в мыследеятельность. На этом фоне типичное для первоначальных вариантов теории открытого общества отрицание исторических закономерностей и предопределенности развития (историцизма) перерастает в вывод о принципиальной изменчивости социальных систем, их "хаотизации".
Соответственно истина как выражение монизма и иерархической организации социальных отношений вытесняется плюрализмом подходов, поисками "паттерна", своеобразным угадыванием предстоящих событий. Споры о первичности бытия или сознания сменяются признанием их интерактивности. Сознание все больше устремляется в будущее, приобретая проектные формы, в результате чего действительность становится воплощением тех или иных возможностей. Мир предстает результатом опредмечивания творческих потенций индивида, его ума и энергии. Смыслом человеческой жизни провозглашается самореализация, именно она, и прежде всего она, означает социальный успех и вознаграждается материально. В целом, современная трактовка открытого общества клонится к тому, что это другое название процессов, которые принято квалифицировать также как конец истории (постистория), информационное, программируемое общество, а если брать еще более широко - как постмодернизм. Информационное и программируемое общество преимущественно социологическая, постмодернизм - культурологическая, а постистория и открытое общество - социально-философская характеристика переживаемого человечеством этапа развития.
Теоретики открытого общества в духе предполагаемого данной концепцией критического мышления признают наличие в ней нерешенных проблем, противоречий, ее негарантированность и "погрешимость", но как раз в силу подобных черт открытое общество открыто к совершенствованию. Главное, оно отвечает господствующему духу времени, оно восторжествовало в соревновании с закрытыми обществами, с коммунизмом не только в теории, но и на практике. Пока трудно назвать примеры настоящего и образцы будущего, способные составить ему конкуренцию. Вряд ли ему могут противостоять какие-либо национальные идеологии. "Русская идея", с которой открытое общество сталкивается в России прежде всего и которая является здесь его главным оппонентом, не обладает достаточно сильным влиянием. Даже в собственной стране, не говоря о том, чтобы выйти за рубеж. Предполагаемая ею "всемирность" остается абстрактным пожеланием, а реальные, подкрепленные финансовой мощью отделения открытого общества действуют более чем в 30 странах мира. Своеобразный соросовский интернационал! "И мы должны возрадоваться, - писал К. Поппер в предисловии к русскому изданию своей знаменитой книги (в 1992 году), что открытые общества Запада так разительно отличаются от того, как они изображаются в коммунистической иллюзорной идеологии. Я повторяю, эти общества далеки от совершенства. Они, признаюсь, далеки от обществ, основанных в первую очередь на любви и братстве... Я, тем не менее, еще раз повторю: открытые общества, в которых мы живем сегодня, - самые лучшие, свободные и справедливые, наиболее самокритичные и восприимчивые к реформам из всех, когда-либо существовавших. И действительно, много доброго, прекрасного и самоотверженного делается сегодня не только здесь, на Западе, но и в России"[2].
2. Отказ от культуры - условие полной и окончательной победы открытого общества
На пути к открытому обществу человечество преодолело немало препятствий. Это даже не препятствия, а тысячелетия иного образа жизни, которые принято определять как жизнь в племенных, традиционных, органических, целостных, тоталитарных - закрытых обществах. Закрыты они были различными табу, верованиями, запретами, традициями, авторитетами, из-за чего человек жил не ради себя, а для рода, бога, общества, семьи, друзей (сам погибай, а товарища выручай), вообще - "ради другого". В них проповедовалось "служение", а свободное поведение, в том числе в мыслях, осуждалось, проявление индивидуальности и забота о собственном благополучии рассматривались как порок. Это нашло выражение в теоретической сфере, в деятельности ученых, философов, моралистов. По мнению К. Поппера, в истории философии к оправдывавшим закрытые общества лжепророкам относятся Гераклит, Платон, Аристотель, Гегель, Маркс, а также "другие оракулы" XX века: М. Шелер, К. Мангейм, А. Уайтхед, А. Тойнби. Мы бы сюда добавили Канта с его критикой чистого и признанием приоритета "оставляющего место вере" практического разума, за что его всегда упрекали атеисты, с его категорическим императивом "поступай так, чтобы максима твоей воли могла стать правилом всеобщего Законодательства"; в ХХ веке, конечно, Хайдеггера, для чего не надо приводить и аргументов. Таковы только крупнейшие представители философии, притом западной и работавшие в рационалистической традиции. Тем более, "закрывали" общество многоразличные иррационалистические течения, а главное - религии, в европейском ареале - христианство. Не зря с ним боролась наука Нового времени, и открытые общества в принципе являются секуляризованными. Все, что лишает индивида свободы и подчиняет внешней силе - обществу, еще более внешней - богу, механизм этого подчинения, то есть логически не обоснованные авторитеты, догмы, идеи греха, вины и воздаяния, не связанные с пользой представления о добре и зле, упования на альтруизм, апелляции к братству и любви, все это пред-рассудки, пережитки дорационального отношения к миру. В сущности говоря, в них проявляются непреодоленные животные инстинкты человека. Природа - вот фундаментальный враг открытого общества. Законы естества и естественноисторического развития, влияние органического начала в деятельности людей - вот путы, которые оно сбрасывает, особенно глядя в будущее.
Но о чистой природе и физиологии в социальных отношениях говорить неправомерно. Они здесь сублимированы в виде духовного и ценностного начал и выражаются в различных бытовых привязанностях, подобных чувству родства, близости, влечения, дружбы и прочих форм "эмоционального рабства", а также проявляются, институциализируются в особых видах социальной активности - в религии, морали, искусстве. Собственно разум, мышление тоже не существует без тела, своего биологического субстрата, и в этом качестве он составная часть, ипостась духа. Однако содержание духа, роль и значение разума в нем исторически менялись. В традиционных, органических, закрытых обществах это скорее "разум сердца", подчиненный тотальности всего духовного ансамбля. В открытом обществе разум становится хозяином. Сначала как дирижер, потом начинает играть за весь оркестр, подобно тому, как нынешний композитор перестает нуждаться в живых исполнителях. Он все может сыграть на синтезаторе. Развившись на базе естества, мышление переступает его границы, открывая дорогу новой искусственной среде, окружающей человека как повседневная реальность. Создание искусственного - "восьмой день творения", его субъектом является сам человек во всей полноте духа, но к концу дня инициативу берет разум. Искусственное перестает быть обработанной, "окультуренной" природой, оно изобретается, проектируется и, отрываясь от нее, превращается в субстанцию.
В социуме дух, в единстве институциализированных форм пронизывая остальную жизнедеятельность человека, определяется как культура. Происходящая редукция жизни к деятельности и функционированию, духа к разуму означает, что культура как таковая и как регулятор социальных отношений редуцируется к рациональности, к социальной инженерии и технологиям. Одновременно это означает конец идеологии, прежде всего религии, морали, философии; конец "классики" (модернизма), истории и торжество постмодернизма; конец культуры и торжество открытого общества. Или еще один, более щадящий и потому более распространенный вариант осознания данного процесса: это переход от культуры к цивилизации. Культура органична, имеет душу, цивилизация механична, руководствуется разумом, о чем первым в Европе начал сожалеть "оракул" и почвенник О. Шпенглер, в отношении к чему колебался А. Бергсон и что приветствовал К. Поппер, расценивая как наступление открытого общества[3]. Не до конца открытые общества, к каким, в частности, принадлежит Россия, это общества не сумевшие трансформировать свою культуру в цивилизацию. В переходной ситуации культура больна, дух в смятении, за исключением немногочисленного слоя "новых русских" мы не умеем эффективно функционировать без моральных регуляторов стыда, долга, служения и прочих "комплексов", не оставлены упования на социальную справедливость и патерналистское государство. Привыкнув, что оно воспитывает, а не разлагает, люди переживают шок от столкновения культуры с цивилизацией: растущая преступность, смертность, алкоголизм захватывают тех, кто не вписался в круговерть труда, прибыли и потребления. Однако и там, где к открытому обществу продвинулись гораздо дальше, напряжение между ним и культурой не снято. Культура так просто не сдается. "Сегодняшняя реальность, пишет мэтр современной французской социальной философии Ален Турен, - состоит в разрыве двух вселенных: рыночной и культурной, управляемых инструментальным разумом и коллективной памятью, знаковой и чувственной ... что повлекло за собой разрушение модели общества, объединявшего в себе вселенную инструментальной рациональности и вселенную культурной идентичности"[4]. По-видимому, только когда "вселенная инструментальной рациональности", поглотив культуру, станет тождественной всему обществу, его можно будет считать полностью цивилизованным и окончательно открытым. Эта цель пока не достигнута даже в Америке.
Итак, наш главный тезис, если обобщить деятельность многочисленных исторических врагов открытого общества, состоит в том, что врагом была и является культура. Именно она, особенно в своих традиционных, религиозных и нравственных формах, подчиняет личность обществу, ограничивает ее свободу, мешает вести себя исходя из принципа полезности, всегда быть логичной и рациональной. При этом под культурой мы понимаем нечто "обуздывающее" природу, противоположное ей, но внутренне с ней связанное и от нее неотъемлемое. В культуре проявляется достигнутое в процессе развития отношение людей к миру и друг другу, то есть ценности, а не просто смыслы, не зависящие от чувств и субъективности человека. Это ценностно-рациональные, а не только целе-рациональные способы регулирования жизни в социуме, разницу между которыми достаточно убедительно объяснил М. Вебер. Тем более неприемлемы представления о культуре, когда под ней понимаются "любые практики и образцы поведения", когда ею объявляется все: молитва, чистка зубов, вождение машины, извлечение прибыли. Как сказал бы К. Поппер, это совершенно неопровержимое, нефальсифицируемое понятие, и следовательно, с ним нечего делать. В нем выражается ее растворение, потеря идентичности и сведение феноменов к фактам.
Как, однако, может жить общество без того, что его объединяет, отделяет от других и регулирует изнутри? За счет чего сохраняют свою самость те или иные социальные образования? Во-первых, как конкретные общества они и не сохраняются, сливаясь со стандартной для всего мира "массовой культурой". Во-вторых, общество все больше начинает держаться на "инструментальной рациональности", когда коллективная память, традиции, символы уступают место средствам коммуникации, разделению труда и всепроницающему товарному обмену. Жесткие требования механизма современного производства, транснациональные корпорации, финансово-экономическая зависимость цементируют и унифицируют общество, как может быть не удавалось ни одной культуре. Открытое общество является информационным и глобально рыночным. И закрыто не менее плотно, чем "закрытые", целостно не слабее чем "тоталитарные". Изменяется тип закрытости с органической на технологическую. При этом свобода индивидов как главное достоинство жизни в открытом обществе парадоксальном образом начинает трансформироваться в свою противоположность. Освобожденный от культурных норм, он опутывает себя, если не хочет быть вытолкнутым на обочину, социотехническими. Морально-нравственные оценки заменяются правовыми регламентациями самых интимных отношений, когда можно подать в суд и получить долларовую компенсацию за слишком пристальной взгляд и заплатить штраф за неудачный комплимент. Свобода - высшая и последняя ценность, исповедуемая в открытом обществе, и именно через нее оно ее теряет. Социально-технологическая необходимость проникает внутрь человеческой личности, превращая ее в "актора" - существо, которое действует, все считая и продавая: время, деньги, вещи, чувства и т.д. Для полностью рационального человека с рыночным сознанием проблема свободы теряет смысл. Она "ценность", а он понимает только цену.
Кажется, наши рассуждения об открытом обществе утрачивают и так с трудом удерживаемую объективность, перерастая в его открытую критику. В таком случае слово надо дать его сторонникам.
К. Попер, Дж. Сорос, Фр. Фукуяма против открытого общества
К. Поппер: "Вследствие потери органического характера открытое общество может стать тем, что я хочу назвать "абстрактным обществом". Оно может в значительной степени потерять характер конкретной или реальной группы людей или системы таких реальных групп. Свойства "абстрактного общества" можно объяснить при помощи одной гиперболы. Мы можем вообразить общество, в котором люди практически никогда не встречаются лицом к лицу. В таком обществе все дела совершаются индивидуумами в полной изоляции, и эти индивидуумы связываются друг с другом при помощи писем или телеграмм и разъезжают в закрытых автомобилях (искусственное осеменение позволило бы даже размножаться без личных контактов). Такое выдуманное общество можно назвать "полностью абстрактным или безличным обществом". Интересно, что наше современное общество во многих отношениях напоминает такое совершенно абстрактное общество. Хотя мы не всегда ездим в одиночку в закрытых автомобилях (а сталкиваемся лицом к лицу с тысячами людей, проходящих мимо нас на улице), однако мы очень близки к тому, как если бы мы это делали - мы не устанавливаем, как правило, никаких личных контактов со встретившимися нам пешеходами. Аналогичным образом членство в профсоюзе может означать не более чем обладание членской карточкой и уплату взносов неизвестному секретарю. Имеется множество людей в современном обществе, которые или совсем не вступают в непосредственные личные связи, либо вступают в них очень редко, которые живут в анонимности и одиночестве, а следовательно - в несчастье. Дело в том, что хотя общество стало абстрактным, биологическое устройство людей изменилось незначительно. У людей есть социальная потребность, которую они не могут удовлетворить в абстрактном обществе.
Конечно, нарисованная картина - это большое преувеличение[5].
Надо иметь большое интеллектуальное мужество для признания, что в своем идеале открытое общество является безличным. К. Поппер нашел его, утешаясь тем, что идеал далек от воплощения. Но это было более 50 лет назад в докомпьютерную эру, до электронной почты, мобильных телефонов, Интернета, до реальной практики искусственного осеменения и вот-вот начинающегося клонирования людей, до телевидения и заочного секса (виртуальная "любовь", ласки по телефону, другие приемы технически усовершенствованного онанизма). Да, страшная проблема: общество, модель которого построена на возвышении личности, вдруг оказывается безличным.
Дж. Сорос: "Вероятно, самой поразительной чертой общества предельной изменчивости является упадок межличностных отношений. Межличностные человеческие отношения связаны с привязанностью к определенному человеку. В таком обществе друзья, соседи, мужья и жены станут если не взаимозаменяемыми, то по крайней мере легко заменяемыми на практически равноценные альтернативы; они будут избираться на основе конкуренции. Отношения между родителями и детьми предположительно останутся стабильными, но узы, их соединяющие, могут ослабнуть. Личное общение может совсем утратить свое значение по мере того, как более эффективные средства коммуникации будут снижать потребность в физическом присутствии.
Получающаяся картинка не слишком вдохновляет. Ее нужно держать перед глазами как сдерживающий фактор[6].
Опять интеллектуальное мужество и надежда, что пропагандируемое социальное устройство долго не осуществится, совет помнить об его опасности, но продолжать идти в том же направлении. Да, страшная проблема: общество, которое представлялось как наилучшее для блага человека, вдруг оказывается бесчеловечным.
Фр. Фукуяма: "Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения, идеализма, - вместо этого - экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии (очевидно, что сюда надо добавить отсутствие морали и религии, если во всем расчет, отсутствие культуры. - В.К.); есть лишь тщательно оберегаемый музей истории. Я ощущаю в самом себе и замечаю в окружающих ностальгию по тому времени, когда история существовала. Какое-то время эта ностальгия все еще будет питать соперничество и конфликт. Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 г., с ее североатлантической и азиатской ветвями. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще един, новый старт"[7].
Фр. Фукуяма тоже не боится признаться в своем противоречивом отношении к открытому обществу или в его терминологии - концу истории. Но говорит об этом мягко, в пастельных тонах, как о многовековой скуке. На самом деле эта скука есть выражение безжизненности общества, состоящего из роботообразных существ, из и сквозь которые прорастают системы искусственного интеллекта. Это будет не общество, а некое новое социотехническое образование - Технос, а человек в нем - опосредующий элемент, "фактор". Страшная проблема: предполагают идеальное общество, а оно исчезает как таковое. В свете подобной перспективы автор уповает на то, что все с таким энтузиазмом, особенно касательно поражения социализма и распада Советского Союза, им описываемое - рухнет и история продолжится.
Похожую непоследовательность можно найти и у апостола неоклассического либерализма Ф. Хайека. Вообще, типичная схема рассуждений всех, кто пишет об открытом обществе, кроме совсем недалеких или полностью ангажированных, такова, что, начав и долго агитируя за здравие, они внезапно кончают за упокой. Но в виде оговорки, не развивая, так как это целиком подрывает смысл их предыдущих построений, заставляя задуматься, а не обстоит ли дело с соотношением закрытых и открытых обществ гораздо сложнее. И не странно ли иметь "во врагах" чуть не всю историю и культуру, а ценностью считать то, что угрожает отрицанием.
4. К устойчивому обществу в границах человека.
Чтобы разобраться в этом вопросе, надо предварительно определиться с другим: чего мы хотим? Жить, сохраняя свою идентичность или превратиться в нечто сущностно иное, тем самым исчезнув? Остроту данной проблемы, видимо, первым, осознал Фр. Ницше. "В настоящее время мы всюду слышим определение цели нравственности: она заключается в том, чтобы сохранять человечество и двигать его вперед: но говорить так - значит просто-напросто довольствоваться формулами, ибо тотчас возникает вопрос: сохранять в чем? двигать вперед, куда? Не опущено ли в формуле самое существенное ... Можно ли усмотреть из нее с достаточной ясностью, следует ли стремиться к возможно продолжительному существованию человечества, или к возможно большему отрешению от животности? (курсив мой - В.К.) Как различны будут в обоих случаях средства, т.е. практическая мораль! Положим, мы хотим сообщить человечеству возможно высшую для него разумность: это, конечно, значило бы гарантировать ему возможно продолжительный срок существования" ...[8]
Со времени Ф. Ницше прошел век, и проблема из теоретической превратилась в практическую. Разум "отрешенный от животности" образуется на наших глазах. Человечество начинает распадаться на два лагеря: одни хотят выживать, остаться в "границах человека", другие - как можно быстрее уступить место, саморазвивающимся техническим системам с искусственным интеллектом, на первых порах служа им опорой и материалом. Оба лагеря имеют своих идеологов. Борьба между ними, ведущаяся пока подспудно, в XXI веке будет определять вое остальные противоречия. Человечеству угрожают не какие-то внешние силы и внезапные катастрофы, а самоубийство через вырождение на пути нерегулируемого технического прогресса. Именно это предчувствие заставляет идеологов открытого общества противоречить самим себе. В них бунтует не до конца подавленная природа. Прямые и последовательные враги человечества в образе людей только "на/вы/рождаются", прежде всего среди "отключившихся от природы" техноманов, урбанистов, импотентов, хакеров, существующих на биосубстрате по инерции. Не нуждаются они и в культуре, в истории. Конец истории станет концом человеческой истории, открытое посткультурное общество открывает человечество навстречу гибели. Культура - это воздух, атмосфера, в своих высоких образцах - озоновый слой цивилизации, без которого она в качестве человеческой просуществует недолго. А природа, живая человеческая телесность - ее земля, почва, без которой не будет ни атмосферы, ни культуры.
Открытое общество как цивилизация - это сциентизм и технократизм, ноосфера и космизм, "компью-терра", взятые в контексте социальных отношений. Это - прогрессизм. Последней преградой ему могла бы, как известно, стать переориентация на концепцию устойчивого развития, за которую люди и ухватились, как за якорь спасения. Отказ от прогресса как такового, остановка роста, нулевое состояние, предлагавшиеся теоретиками Римского клуба, признаны нереальными. Не получается. Но регулируемое развитие, развитие в пределах нашей способности к адаптации к нему - эту цель отдавать нельзя. Это то же самое, как отдавать человека. Концепция устойчивого развития станет на твердую почву, если из нее сделать следующий логически очевидный вывод: нужно устойчивое общество. Больше того: устойчивое развитие (sustunaible development) и устойчивое общество (sustunaible society) не два, а один феномен, рассмотренный в первом случае через призму времени, во втором - пространства. Устойчивое общество опирается на природу внешнюю, вокруг человека, и внутреннюю, в нем самом. Оно "закрыто" культурой в отношениях общения и внутри самой личности, ее способностью не только считать и выгадывать, но верить, надеяться, любить; ценить искусство, понимать философию, руководствоваться моралью; иметь душу. Идеалом устойчивого общества является человек чувственно-рациональный, целостный. Такой, каким в качестве родового существа, несмотря на все индивидуальные деформации, он еще есть. Идеалом устойчивого общества является Homo vulgaris, человек традиционный, исторический и гуманный, не "сверх", не "недо" и не "пост". Человек в границах своей меры, которая задается культурой.
Устойчивое общество не означает замораживания активности своих членов. Она приобретает другой характер и смысл, обусловленный тем, что социальная действительность становится нелинейной, сверхсложной, предстающей для индивида как хаос. Броуновское движение, турбулентный вихрь, бурлящий поток - вот метафоры, которыми все чаще описывается ее состояние. Особенно в сфере бизнеса. И все больше организаций, считающих целью управления не производство и его наращивание - это идет как бы само собой, - а выживание. Устоять, сохраниться в хаосе событий, для этого нужно непрерывное движение, но не прямо и вперед, а "всяко": вперед, назад, вправо, влево. Все время нужен "спасительный танец" по удержанию равновесия, по отстаиванию своей идентичности в волнах размывающих ее процессов. Такая задача возникает, когда система попадает в "режим с обострением", и тогда ее направленное на самосохранение поведение называется автопоэзисом. Автопоэзис требует сосредоточения внимания не на целях внешнего достижения, а на поддержании своего функционирования и воспроизводства, однако не посредством консервации достигнутого и остановки активности, а через изменение ее задач. Современное человечество в целом вошло в режим с обострением, и автопоэзис становится условием его дальнейшего существования. Устойчивое общество - другое название автопоэзиса, расширяющее/сужающее термин теории систем до теории социально-исторического процесса, но суть здесь одна: направленность не во вне, а внутрь, своеобразная экология своей организации. Экология бытия.
В концепции устойчивого общества происходит конвергенция ценностей и способов жизни, которые еще недавно были "распределены" по системам капитализма и социализма. Проблема внешней, системной конвергенции, ввиду разрушения социалистического строя отпала, но проблема сочетания индивидуализма и коллективизма, ориентации на личность и общее благо, на элементы и целое, на "лови момент" и вечность - остается. Сенсационной в этом плане можно считать последнюю брошюру Дж. Сороса "Новый взгляд на открытое общество", где он выступает с ревизией сложившихся, в том числе своих прежних, представлений об открытом обществе. Ее первый раздел называется "Новый враг". И врагом этим он считает ... либерализм, его основные постулаты. "Я утверждаю, что открытому обществу опасность порой грозит о другой стороны - от чрезмерного индивидуализма... Если наша нынешняя система не будет скорректирована признанием общих интересов, которым следует отдать предпочтение перед интересами частными (курсив мой - В.К.), то система эта - при всех своих несовершенствах соответствующая требованиям открытого общества - рискует развалиться"[9]. В разделе, посвященном анализу хозяйственных перспектив открытого общества и носящем название "Экономическая стабильность", говорится о пагубности всеобщего культа успеха, вытеснившего веру в какие-либо принципы, в результате чего "общество лишилось якоря". Нестабильность простирается далеко за пределы рынка, порождавшего разрушительные страсти и борьбу. Рационализм тоже перестает быть эффективным и вместо него автор предлагает руководствоваться принципом погрешимости. В итоге, "вместо привычной дихотомии между открытым и закрытым обществом, я вижу открытое общество где-то на промежуточной территории, где охраняются права личности, но при этом остаются определенные общие ценности, которые обеспечивают целостность общества"[10].
Представляется очевидным, что произведенная Дж. Соросом ревизия теории открытого общества не укладывается в рамки данного понятия, размывает его. Это не удивительно. Оно было накрепко связано с политическим противостоянием "закрытой" социальной системе и теперь, когда ее нет, потеряло внутреннее оправдание. На первый план выдвинулись другие проблемы. Так чаще всего и бывает: победитель уходит со сцены вслед за побежденным. По сути предлагаемых изменений можно сказать, что они направлены на сохранение культуры и ценностей от натиска инструментального разума вплоть до подчинения рынка и техники целям благополучия человека как родового существа. На ограничение свободы, ведущей к самоотрицанию. Это адекватно модели устойчивого общества. Дж. Сорос полагает, что примером обновленного открытого общества могла бы стать Россия, так как, в отличие от Запада, в ней сохранились ценности, которые "выше преследования собственных интересов" (Доклад, прочитанный им на церемонии по случаю 10-летия Фонда Сороса в России был озаглавлен "Может ли Россия показать путь к открытому обществу?"). И просит "общественность страны" ответить, согласна ли она с ним. В свете всего вышеизложенного, представляя определенную часть такой общественности, я беру на себя смелость сказать: "да", если на самом деле это общество с сохраняющейся природой, культурой и своей историей; "нет", поскольку такое общество нельзя считать открытом. Оно - устойчивое.
Трудно надеяться, что, посвятив всю жизнь пропаганде каких-либо представлений, автор, пусть меняя их, откажется от привычного наименования своего учения и поднимет новое знамя; скажет, что нашей сознательной целью должны быть не любые инновации, а стабилизированность; не прогресс, а динамическое равновесие; не цивилизация, а культура. Тем не менее, фактическая подвижка во взглядах одного из главных адептов открытого общества и влиятельнейшего общественного деятеля нашей эпохи весьма знаменательна. Она имеет огромное значение. Особенно учитывая его же теорию рекурсивных петель и рефлексивных связей, где признается, что "мысль входит в содержание событий". Особенно, добавим мы, если она соединена с верой и облечена в форму Идеи. "Уважаемый г-н Сорос! Теперь, когда рынок почти везде победил, эгоизм и потребительство безумствуют, а техника саморазвивается, хочется предложить: переходите к защите природы и культуры. Человека традиционного и гуманного. Вы переросли либерализм. Переходите на сторону тех, кто борется за устойчивое общество и выживание. Так продлимся".
Кутырев Владимир Александрович,
доктор философских наук,
профессор Нижегородского государственного
архитектурно-строительного университета.
603137, Нижний Новгород, ул. Голованова,
д. 59, кв. 72. а/я 199. Т.(8312) 66-08-10.
1. Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека. // История эстетики в 5-ти томах. Т. 1. М., 1962. С. 507.
2. К. Поппер. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. С. 15
3. Выступая против любых, кроме рациональных форм отношений, К. Поппер не говорит, что отвергает культуру как таковую. Он вообще не употребляет этого слова (?!). Нет его и в подробном предметном указателе книги. Весьма осторожно он обходится со словами "мораль" и "христианство". Критические стрелы выпускаются в основном по "племенным табу", "магии" и "коммунизму". Хотя западное общество свободно, но ...
4. Alain Touraine. Pourrons-nous vivre ensemble, Paris. 1997. p. 40, 60.
5. К. Поппер. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. с. 219.
6. Дж. Сорос. Советская система: к открытому обществу. М., 1991. с. 91-92.
7. Фр. Фукуяма. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. №3. с. 148
8. Фр. Ницше. Утренняя заря. Цит. в переводе: Евг. Требецкой. Философия Ницше. // Вопросы философии и психологии. М., 1903. кн. III (68). с. 257.
9. Дж. Сорос. Новый взгляд на открытое общество. М., 1997. с. 9.
10. Там же. С. 24.